Часы показывали половину седьмого, когда в комнату вошла миссис Филс. Она была не одна: дворецкий Морган, поспешно захватив чемодан, вышел в коридор. Еще пару секунд его шаги эхом отдавались по коридору, проникая сквозь узкие щели в комнаты.

— Чего загрустила? — заметив унылое выражение лица девочки, спросила миссис Филс.

— Да, так, — отмахнулась Элизабет и поспешила за Морганом.

Погода была чудесная. В воздухе, как и ранее, пахло солью и хвоей. Деревню накрывали малиновые лучи заходящего солнца. Длинные тени тянулись от огромных сосен леса. Элизабет вдохнула поглубже свежий вечерний воздух и прошла по каменной дорожке к подготовленному экипажу. Уильям о чем-то разговаривал с мистером Брикли, а Елена отдавала приказы управляющей дома — миссис Брикли — шарообразной старухе с короткими седыми волосами и огромным носом.

– … и так что бы по саду не бродили деревенские дети! — закончила Елена.

— Да, хорошо, мадам, — подчинилась миссис Брикли и повернулась к Элизабет. — Добрый вечер, мисс Дэвидсон.

— Здравствуйте, — сжато поздоровалась Элизабет и с помощью матери забралась в карету. Внутри было слегка душно, но мягко и уютно. Устроившись у окна, девочка стала дожидаться родителей. Через десять минут дверцы снова открылись. Елена и Уильям разместились напротив дочери, и как только мистер Брикли закрыл дверцы, карета тронула. Послышался скрип открывающихся ворот, стук колес об каменную дорожку дворика и снова скрип ворот.

— Все готово, мистер Дэвидсон! — крикнул мистер Брикли. — Счастливого пути!

Карета медленно тронулась в путь и, выехав из деревни, взлетела с ближайшего холма. Афторы, как и обычно грациозно облетали все воздушные препятствия, так что карету почти не трясло. Всю дорогу Елена и Уильям что-то бормотали друг другу, время от времени бросая на дочь озабоченные взгляды. Элизабет была уверенна, что это по поводу того, что случилось за последнее время (а случилось немало!), но встрять в разговор так и не решалась. Не то сейчас Елена снова закатит гневную тираду по поводу ее непутевых друзей.

После полуторачасового полета афторы пошли на снижение, потянув за собой карету и ее хозяев, а уже через десять минут Уильям, Елена и Элизабет уже стояли у входа в огромный похожий на гостиницу двадцатиэтажный дом. В холле мельтешили жильцы и служащие дома. Это был огромный зал с мраморным полом и высоким потолком, под которым парили три хрустальные люстры, освещая холл ярким слепящим светом встроенных в них свечей. К Дэвидсонам моментально подошел один из служащих и забрал багаж. Семья двинулась по залу под пристальными взглядами присутствующих, и как ни в чем не бывало, с ними здороваясь. Пара весьма упитанных дам при их приближении лучезарно заулыбались и поприветствовали семью — вероятно только секунду назад перестав промывать им кости. Элизабет с облегчением выдохнула, когда с лязгом захлопнулись железные дверцы лифта.

— Восемнадцатый этаж, — холодно и резко сказала Елена.

Кабинка легко и без единого звука понеслась вверх.

— Прошу! — проговорил приятный голос, словно ниоткуда и дверцы мигом одернулись в разные стороны. Перед ними возникла широкая лестничная площадка с четырьмя дверями и огромным окном, что выходило прямо на город. Понемногу темнело. Хеалинг покрывался огоньками фонарей и светом ламп в каретах. Шум начинал стихать, и город проникался спокойствием. Казалось, словно огромный паук сплел паутину из ярко мерцающих ниток и набросил на вечерний город.

Семейство выгрузилось на лестничную площадку. За спинами лязгнули дверцы лифта, и он моментально отправился вниз. По правую сторону от лифта петляла мраморная лестница вниз, а по левую — вверх. Дэвидсоны подошли к одной из дверей (наверное, самой шикарной на площадке) и Уильям, нащупав под мантией ключ, провернул его в замке. Перед ними возникла прихожая с вешалкой для мантий, зеркалом и тумбой для обуви. В следующую комнату вела резная арка из полированного дерева. Элизабет быстро разделась и, вручив отцу свою мантию, быстро зашагала к себе. Пройдя под аркой, она оказалась в огромной гостиной с мягкими диванами и креслами, парочкой каминов и широкими окнами с видом на сияющий город. По разные стороны от арки вдоль стен тянулись длинными змейками железные лестницы наверх, а над самой аркой виднелся большой проем в стене — проход на второй этаж. Из гостиной вело множество дверей, одна на кухню, вторая в ванную, третья в спальню Кэтрин и еще одна в детскую Даниэля. Элизабет замельтешила по ступенькам и, миновав проем, ввернула на право, очутившись в узком коридорчике, освещенном парой-тройкой факелов в позолоченных канделябрах, на оббитых серым шелком стенах. В дальнем конце коридора Элизабет обнаружила дубовую дверь и, повернув позолоченную ручку, вошла в свои хоромы.

Комната тонула в приятном свете заходящего солнца. По левую сторону от двери тянулись ряды книжных полок. Через каждую полку нежно серебрились стеклянные аквариумы с сотнями разноцветных рыбок различных видов и цветов. Кровать прислонилась к противоположной от двери стене с двумя широкими окнами укрытыми тошнотворно малиновыми шторами, которые выбирала Елена. По правую сторону от Элизабет покоился старинный шкаф, а за ним пустующий письменный стол. У изножья кровати в самом углу стояла парочка комнатных цветов похожих на папоротники и миниатюрную пальму. Пол укрывал мягкий темно-бардовый ковер, а по светло-малиновым стенам плесами яркие лучи заката.

Чемодан Элизабет уже стоял посреди комнаты, и Элизабет без особого энтузиазма принялась вытряхивать из него содержимое. Работенка была скучной и занимала время, которое Элизабет было так необходимо поскорее убить. Медленно и не привычно для себя, аккуратно раскладывая кофты и брюки по полкам, девочка не заметила, как пролетело время. Она закончила, когда за окном совсем стемнело. Комната погрузилась в приятный свет аквариумов, рыбки в которых медленно, и грациозно плавали между зеленых водорослей, пуская на поверхность маленькие пузырьки. Засунув чемодан под кровать, Элизабет переоделась и, забравшись на подоконник, стала разглядывать вечерний Хеалинг. Город покрылся множеством маленьких пятен фонарей, светящихся прямоугольных витрин магазинов, окон в домах и размытыми бликами пролетающих мимо карет с тускло горящими лампами. Шум понемногу стихал, оставляя лишь тихий шорох крыльев афторов, да приглушенные голоса прохожих внизу. Элизабет открыла окно и впустила в комнату теплый вечерний воздух.