— Завод — это клетка, — Кречет сжал пальцы в кулак, и язычок пламени искрами брызнул в разные стороны, угасая. — На подрезанных крыльях далеко не улетишь. Не знаю, не понимаю, как эти нэх не видят! Годами плавят металл, правят детали, возятся со всем этим… И закостеневают все больше и больше! Я, знаешь, зачем в Эфар ехал? На огненные пляски поглядеть хотел! Не на то, на потеху толпе больше, что в Фарате пляшут. Одно слово — актеры, Стихии не чувствуют: Огонь принял, Огонь отдал, рутина. Нет, я на настоящие танцы поглядеть хочу! Как в сказках, как Аэнья с Кэльхом плясали!

Яр кивнул: он понимал. Он тоже хотел увидеть это все, окунуться в прошлое, словно в Око Удэши, напиться-напитаться его силой — и течь вперед, сшивая в одно полотно прошлое, настоящее и будущее. Словно тот гобелен в большой зале Ткеша.

— Увидим. Обязательно увидим. И пляски, и все остальное. Кстати, а ведь мы, если я не ошибся, вполне можем успеть на Большую медовую ярмарку!

— Ме-е-ед… — расплылся в улыбке Кречет, тут же растеряв всю внезапную жесткость и ершистость. — Надеюсь, успеем! Спать давай, пораньше выедем завтра.

Они ошиблись. Выбрали не ту дорогу — на развилке следовало повернуть вправо, чтобы подняться на Алый. Но они бы заблуждались и дальше, до самой седловины, вернее, до первого оползня, который бы их там и похоронил, на потревоженном рокотом мотора перевале Экора, если бы не этот старик. Откуда он тут взялся, было вообще непонятно. Наверное, пас стадо где-то неподалеку, хотя ни Яр, ни Кречет никаких овец или коз не видели, да и зона лугов уже осталась позади. Но ведь стоял, грозно наставив на них рогулину пастушеского посоха, и крыл горской руганью. Точнее, Яр не был уверен в том, что это ругань, но отчего-то ему так казалось. Подобное по интонациям и настроению угадывается всегда, каков бы язык ни был.

Естественно, они остановились. Поклонились — даже Кречет вылез из седла роллера, ни единого вопроса не задав, а вот потом повисло слегка неудобное молчание. Что что-то сделали не так, поняли оба, но на тот момент еще не понимали, что именно. Только осознали как-то разом, целиком и полностью, что ругают за дело, а не по стариковской прихоти.

Горец замолчал, выпрямился и чуть пристукнул посохом по камням, словно ставил точку в своей тираде. И заговорил уже понятно, правда, с чудовищным горским акцентом, вытягивая ударения не там, где это было привычно уху Кречета, но почему-то странно-знакомо Аэньяру:

— Машина здесь нельзя! Назад, назад. Есть Алый чэгор. Алый. Там, — он указал рогулиной посоха на восток.

— Чэгор… Перевал? Да, благодарим, этин. Дайомэ, этин-нахар*, — закивал Аэньяр.

— Стихии… — Кречет и вовсе с лица спал, как понял, куда чуть не попали. В благодарность за предупреждение поклонился еще ниже — горских слов не знал, что сказал Яр, разобрать не успел.

— Спасибо, старший!

— Камо элэ, Крэчэт?** — старик остро глянул на него выцветшими до белизны глазами, когда-то, должно быть, бывшими серо-стального цвета.

— А… Откуда?.. — Кречет растерялся, даже не столько от непонятного вопроса, сколько от имени, которым второй уже раз называли едва увиденные люди.

— Ветер несет имена, — нараспев проговорил старик, и его глаза поменяли цвет, сверкнули молодой, пронзительной синевой чистого неба над горными вершинами. Он взглянул на Яра и усмехнулся ему, на мгновение показавшись вовсе не стариком, а молодым мужчиной, широкоплечим, но не особенно мощным, скорей, худощавым и жилистым. Яр моргнул, и наваждение рассеялось.

— Эона, кровь от крови Эфара.

Теперь и он впал в краткий ступор, чувствуя, как шевелятся все волоски на теле, а кровь словно разом откликается на незнакомо-знакомое слово. Нет, Имя. Но разве так бывает? Он ведь еще не нэх, еще не проснулась сила!

Тем не менее, Яр ответил, переломившись в поясном поклоне и выпрямившись:

— Дайомэ, нахар кэтэро.***

— Не за что. Езжайте, до тэмно успеете на Алый.

Больше говорить было не о чем, и они спешно полезли в седла. В себя пришли, когда старик давно остался за спиной, и исчезло ощущение пронзительного, внимательного взгляда. Тут и накатило, как будто проснулись: заморгали, задышали, Кречет вообще к обочине свернул, боясь не удержать руль роллера на узкой горной дороге.

— Ох, ничего себе!.. — только и нашлось у него, что сказать о первой встрече с горцами.

— Он, должно быть, из здешних нэх… — Яр тоже спешился, инстинктивно прижался к тому, кто был старше. — Так… Так… Слов не подберу! Тебе тоже было так странно, когда я назвал тебя Кречетом?

— Да уж, знаешь ли! — невольно подавившись коротким смешком, всклекотнул тот. — Говорим, говорим, и тут как гром на голову — Кречет! Слушай, а Эона — оно как переводится?

— Ищущий. Искатель. Я плохо знаю горское наречие. Вернее, почти не знаю — так, нахватался из дневников Аэньи.