Они прошли еще метров сто, и Марк удивился – откуда бы в голове возникнуть такому сравнению – «с чужим трупом». Полотно впереди было завалено телами серых «униформистов». Трупов столько, что некуда буквально ступить; как видно, «снег» выпал (возник, сконденсировался, образовался) уже после того как все это произошло – стены тоннеля продолжались дальше, обрезая массу лежащих своим полотном, накрывавшим дорогу изогнутой крышей в метре над головой.

Двигаться дальше пришлось по массе погибших. Которые были еще мягкие (и, может быть, даже теплые?..) – ощущение жутковатое. Десять, двадцать, тридцать метров – мертвых становилось все больше, они лежали уже слоями! Голова стала цеплять «снежный» потолок тоннеля.

Вдруг море трупов и океан снега вокруг оборвались. Ддейхерг и Марк ввалились в какое-то помещение, размеры которого так же не определялись как те загадочные подземелья. Ддейхерг, в своих «линзах», заскакал дальше; Марк был вынужден двигать за ним, не разбирая вообще ни зги.

– Знал бы ты, мой хромающий друг, как все это мне надоело. То слепнешь от света, то слепнешь от тьмы. И, что характерно, ни единственный шаг, ни в свете, ни в тьме, не приближает тебя к пониманию сути происходящего. О, как...

– Мокхейммде!

Марк споткнулся обо что-то опять мягкое и упал, выставив руки вниз. И левой ладонью чуть не порезался – то ли ножи, то ли лезвия, как-то хитро изогнутые, то ли... Пальцы нащупали тонкую грань. Похоже, шлем «черных» – Гиттаха, иже с ним Ддейхерга, кого еще там иже с ними! А рядом, похоже, труп бывшего обладателя.

– Тонеммд’енддеймгем, мокхейммде, – Ддейхерг вздернул за воротник, вцепился в плечо, потащил, заскакав на здоровой ноге.

Через три метра Марк споткнулся об очередного лежащего. Перескочив, наступил на некий предмет – хрустальный звон рассыпался по подземелью (эхо – стены, значит, недалеко); предмет откатился, звон стих.

– Айвессеммде, – Ддейхерг притормозил своего спутника, взял ладонь и протянул вперед – холодный шелк кладки.

Затем потянул вправо, запрыгал; Марк поплелся за ним, следуя рукой стене.

– Мокхейммде!

Опять труп.

– Ххо эйнелеммдерт.

Через минуту значение реплики прояснилось – впереди обрисовался серо-фиолетовый прямоугольник – выход из мрака в сумерки. Наконец вышли на свет. Они оказались в узком проеме, метра три; с запада и востока – высоченные стены; над головой – полоска далекого неба, серо-сиренево-синего, с юга на север; в стене напротив – такой же прямоугольник, ведущий в очередной мрак.

Ддейхерг потащил Марка направо, снова на север. Они скакали так минут пятнадцать – ничего кроме полированного перламутра кладки под ногами, по стенам, и полоски неба в огромной выси. Опускался очередной вечер, снова становилось темно. Небо в выси сливалось со стенами, кладка по сторонам – словно стекала под ноги, вместе с последним угасающим светом, и растворялась в полотне пола.

– Мы где? – не выдержал, наконец, Марк, и свободной рукой обвел над головой круг.

– Лейнгергеммех Рейсс-сойтедде.

– Вот как?! – Марк даже остановился. – То есть – мы все-таки здесь? – заковылял дальше. – Все-таки я сюда попал?.. Куда, вроде, и шла Эйнгхенне?.. Знаешь как мне надоело уже тут шляться! Даром что по таким дорогам. Но сколько можно ведь... Как неприкаянный... Вы-то все тут вроде как дома... Все, я тоже буду искать себе угол. Жить где-то надо. Раз уж сюда попал. Блин, как тяжела, оказывается, судьба попаданца. Вроде читанешь что-нибудь про попаданцев – тут тебе в принцы, там в демиурги, все пред тобой трепещут, все под тебя ложатся, все местные королевопринцессы в частности. А у меня в жизни все через анус. Вот, раз в жизни попал – и опять что-то не так. А то и вообще все не так. Все не как у людей. Даже попасть по-человечески не получается! Какой-то я, блин, убогий. Но ничего не поделаешь. Видать, все-таки карма.

Ддейхерг все внимательно выслушал, но ничего не сказал.

И вот вечер снова сгустился и перешел в ночь, и снова стало темно хоть выколи глаз. Небо в проеме над головой затянуто тучами; нереально густых и сочных здесь звезд и туманностей, от света которых кладка мерцала словно светилась сама, – ничего нет. Здесь, сейчас, под небом при полном отсутствии света, Марку ясно представилось как жили люди в доэлектрический век.

– Ты знаешь что такое факел? – он напрягся, припомнил: – Рехх... Кажется так. Огонь, только на палке, – отцепился, очертил жестами воображаемый факел.

– Айсекенгдетт ведхетт, – Ддейхерг указал большим пальцем за спину. – Айкатт-ре, – указал еще раз, – ргаххеммдетт.

– Айсек, понятно. Ну да, откуда тебе знать про факел. Деревня. Я ничего не вижу! Меня все это достало! Я хочу, наконец, покоя! Хочу поучить язык, наконец! Если уж я тут останусь... Я уже и писать даже умею! Не веришь? Смотри!

Он достал из внутреннего кармана заветный свиток – и снова остолбенел. Свиток светился. Развернул лист – горящий серебристым жемчугом фон, на нем мягко-сочные буквы (емкие, лаконичные, какие-то даже «скупые» в своем начертании) – глазу комфортно, не хочется отводить, так бы смотрел и смотрел...