Шрифт:
Глаза лекарши округлились.
– Помочь?!- прошипела она, и её губы задрожали.- Помочь?! Надо было помочь ему там, в таверне, безмозглый пьяница! Никто ему не помог! Никто! Он…- она вновь зашлась рыданиями, и кто- то из прохожих смерил её подозрительным взглядом.- Он сломался, а никого не было рядом! Он не говорил мне, но ты! Тебе он всё говорил! Всё! Всегда! Как ты не видел?!
– Я…- попытался заговорить он, но она продолжила:
– Играл в свои детские обиды, да?! А в итоге я узнаю от какой- то девушки, что у него на самом деле было на душе!
Мурмин потупился. Чтобы не заплакать, ему пришлось закусить губу.
Пока Каэрта приглушённо плакала, он смаковал боль и вкус собственной крови во рту.
Это меньшее, что он заслужил. Это даже не плата. Это ничто. Он обязан… Обязан…
Крепкая, жилистая и покрытая мускулами рука осторожно протянулась, пытаясь обнять Каэрту. Утешить. Успокоить. Дать ей…
– Убери свои грязные руки!- взвизгнула она, отходя на шаг. За что, милая, за что?..- Я всегда знала, что у тебя одно на уме! Думаешь, когда Баэльта не стало…- подавив новые рыдания, она продолжила.- Думаешь, теперь я просто отдамся тебе, а?! Думаешь, меня некому защищать?!
– Что?- растерянно пробурчал Мурмин. К чему это она?- Нет, не…
– Я могу себя защитить!
Только тут Мурмин заметил, что в её руке покачивался нож. Большой кухонный нож, которым принято разделывать мясо. Он казался огромным и чужеродным в миниатюрных ручках лекарши.
– Тебе он не нужен,- прошептал Мурмин, осторожно вытягивая ладонь перед собой. Вытягивая с мольбой. Как попрошайка, умирающий с голоду.- Прошу, отдай нож…
– С какой это стати?!- она нашла в себе силы фыркнуть.
– Я защищу вас… С Эветом… Это мой долг!- глупо вскрикнул он и тут же поперхнулся отрыжкой.
Каэрта презрительно сморщилась.
– Защити для начала самого себя от себя же,- она отступила назад, а в следующий миг дверь лавки громогласно захлопнулась.
Сержант городской стражи Веспрема Мурмин Хорстон уставился на дверь так, будто бы она была ответом на все вопросы его жизни. Почему, за что?..
А затем тихо, тихо- тихо всхлипнул.
Слёзы лились по грязным щекам, падали в бороду. Грудь болела так, будто бы её нашпиговали иглами, горло судорожно сжималась.
А в разуме вновь и вновь всплывало одно и то же слово.
– За что?- прохныкал нидринг, опуская голову.- За что- о?
Когда он задрал голову к небу, на его лицо упали первые капли дождя.
– За что…- прошептал он, чувствуя, как дождь и слёзы смешиваются.
За что она так жестока к нему? За что Мрачноглаз был так жесток к нему? За что боги так жестоки к нему?
За что?
Он ведь всего лишь любит её…
Мурмин, похныкивая, отлепился от стены и побрёл под усиливающимся ливнем.
«Куда- нибудь. Просто куда- нибудь…»
Он сделал несколько неловких шагов прочь, когда живот скрутило спазмом.
Закрыв глаза, он сглотнул ставшую отчётливо пресной слюну. И заковылял к ближайшему переулку.
– Господин Хорстон?- скрипучий голос раздался прямо за спиной.
Он просяще махнул рукой и согнулся.
– Господин Хорстон, это не терпит отлагательств…
Мурмин с хрипом- кашлем содрогнулся, рыгнул и хватил воздух ртом.
Кажется, пронесло.
– Вы в порядке?
– Можно допустить мысль,- утвердительно кивнул Мурмин, разворачиваясь.
Перед ним стоял мрачного вида здоровяк.
– Господин Эрнест желает видеть вас,- мужчина с ничего не выражающим лицом быстро показал юстициарский амулет.- Вам следует протрезветь и переодеться. Меня послали проследить за этим.
Мурмин сглотнул, пытаясь не выдать испуга.
«Твою мать».
Глава 30
Крупные капли стекали с плаща Мурмина прямо на пол. Он смущённо шмыгнул носом и оглянулся на грязную цепочку следов из коридора. Они странно чужеродно смотрелись на богатом паркете Дома Справедливости.
Да и он сам тут чужеродно смотрелся. Осунувшееся лицо, запах перегара, бегающий взгляд. Он не должен здесь появляться чаще раза в месяц. Один раз – забрать месячную плату. И всё.
Ещё одна встреча, которой он предпочёл бы избежать.
Кажется, он начинал понимать Мрачноглаза. От людей всегда больше проблем, чем толку. Кем бы они ни были.
Худому счетоводу были безразличны все его умозаключения. И, кажется, вся принесённая им грязь нисколько его не тревожила.
Кроме монет, худощавого паренька ничего не заботило.