Такие разные люди, а все смотрят на него одинаково неодобрительно. Со смесью презрения и жалости.

«Сволочные лицемеры! Каждый из вас, рано или поздно, был на моём месте!»

Впрочем… Разве они виноваты в том? Они не понимают презрения со стороны стражи и юстициаров и реагируют на него так, как стоит реагировать на всякое презрение.

Все прихвостни Эрнеста считают их лишь источником проблем, мешающим и мнящим себя главным звеном в цепи порядка. Но разве не для них, не для горожан они должны работать?

– В моё время стража охраняла город от таких, как ты,- фыркнул проходящий мимо старик в богатых одеждах и сплюнул.

Мурмин вновь нахмурился, попытался возразить, но лишь громогласно рыгнул.

Что ж, он пытался. Но жители этого квартала – не такие люди, с которыми он привык иметь дело.

Эти лишь стремятся увидеть, где же он нарушил их права, чтобы потом написать на него жалобу. Проклятые толстосумы… В этом квартале нет никого хорошего, абсолютно никого. Абсолютно…

А потому не стоит их трогать. Особенно здесь, в Торговом Квартале. Запомнят и донесут в Дом Справедливости. Это не бедняки, которые начинают при виде его кланяться и выказывать уважение. Не работяги, ради безопасности которых он работает.

Он поднял глаза, стараясь в утренних сумерках найти хоть что- то знакомое.

И, со смесью ужаса и радости, узнал. Узкая улица, дома на которой были увиты плющом, приветственно смотрела на него. А один смотрел особо приветливо. Будто бы подмигивая почему- то горящим светом в окнах.

Неужели она не спит?.. В такой- то час?

Мурмин, сам не понимая, почему, направился к двери лекарской лавки, название которой давным- давно стёрлось.

Бух. Бух. Бух. Дверь задрожала под ударами.

Зачем он это делает?

Да затем, что он дурак. Мрачноглаз всегда это говорил.

– Эвет, отойди от двери!- раздался строгий крик с паническими нотками, а следом послышались шаги.

Дверь открылась, и перед занёсшим в очередной раз руку Мурмином предстала Каэрта. Из- за неё, цепляясь маленькими ручками за платье, выглядывал какой- то мальчишка.

– М…Мурмин?- бедняжка стояла, опираясь на дверь одной рукой. Красные, мокрые глаза с удивлением смотрели на нидринга.

А всё лицо залито слезами.

– К…- он икнул, страшно смутившись. Твою мать! Икать! Перед этим совершенным существом! Дурак, дурак, дурак!- Каэрта…

– Чего тебе надо, Мурмин?- в её голосе не было ничего, кроме усталости и просьбы уходить. Губы и подбородок лекарши подрагивали, и лицо в жёлтом свете фонаря блестело от слёз. Она быстро утёрла их.

– Я…- а зачем он пришёл сюда? Он ведь даже не хотел заходить к ней. Он шёл куда- то! Куда?

«Да никуда…»

– Если ты думаешь,- она всхлипнула и опустила голову.- Если ты думаешь, что его смерть что- то изменит, то ты ошибаешься! Эвет, иди поиграй, пока я тут поговорю с … Гостем.

– А кто это, госпожа Каэрта?- поинтересовался мальчишка, без интереса рассматривая нидринга. Откуда он здесь, этот мальчишка?..

Каэрта всхлипнула и попыталась стереть слёзы.

– Друг твоего отца,- с презрением выплюнула она.

Мурмин почувствовал, как его сердце проваливается куда- то, а вместе с ним – и его мозг.

– Э- э…- только и смог проговорил он, обдав Каэрту винными парами. Он хотел что- то сказать ей! Нужные слова почти всплывали, но затем вновь уходили на дно.- Я… Э- э… Сын, да?- нелепо спросил он, чувствуя, что краснеет.

– Да, сын,- он всхлипнула и посмотрела на мальчишку.- Беги, Эвет, всё в порядке.

Эвет, пожав плечами с немым недоумением, поспешил вглубь дома. А Каэрта тут же перевела взгляд на Мурмина.

Злой, обиженный, ненавидящий взгляд.

– Чего тебе здесь надо, Мурмин?- шмыгнула она носом.

– Я не знаю…- тихо проговорил нидринг в бороду, чувствуя, как от бессилия хочется расплакаться.- Ты… Часто плачешь? Скучаешь по нему?

Лекарша замерла на миг, а затем, жалобно хныкнув, попыталась придать лицу презрительно- равнодушный вид:

– Это не твоё дело!

Ему стало обидно. Горечь обжигала нутро похлеще всякой водки, но оставляла тянущую боль в груди. Нидринг возмущённо задохнулся, прислонившись плечом к двери.

Одной его части хотелось задушить её прямо здесь. За то, как она вела себя с ним. За ту власть, которую она над ним имела. За то, что отнимала у него друга в те дни, когда он нуждался в нём.

А другой его части хотелось поцеловать её. Обнять. Прижать и не отпускать.

– Я… Я пришёл помочь!- выпалил он, чувствуя, как уши краснеют.