— Да у тебя жар! — воскликнула она. — Говоришь околесицу! Вероятно, раны воспалились…

— Нет, — холодно кинул парень. — Это не жар, а я истина, которая раскроет тебе глаза на происходящее. Я хотел бежать отсюда, потому что познал её. Всю. В этом проклятом замке сплошь крови и страданий, жутких тайн и сложных загадок. И, повторюсь, ты бы поняла меня! Захотела бы покинуть его… как Илина. Но…

— Замолчи! — внезапно вспылила горничная, выронив из рук миску с наваром; горячая жидкость сразу же растеклась по всему грязному полу, оставляя за собой жирные струйки. — Я никогда не предам хозяек! И я не верю тебе, ни единому твоему слову, что вырывается из этого грязного рта, который надобно помыть с мылом, ибо посмел говорить такое о нашей Госпоже, проявившей милосердие к неблагодарному мерзавцу! И не верю, что Илина стала бы идти против святой женщины. Это всё ты! Внушил доверчивой девочке свои бредни! Заимел наглость сунуться туда, куда недозволенно… решил, подобно мерзкому мужлану, поиграть в сердцееда и поухаживать за всеми тремя дочерями Хозяйки. Прикоснуться к запретному! Смерть — меньшее, что ты заслужил.

После гневных высказываний камеристки Стефан до боли сжал челюсти. Если бы его руки не были прикованы к висящим над головой кандалам — он бы без раздумий ударил эту сумасшедшую по лицу. Молодой человек не мог

опровергать того, что действительно подверг Илинку опасности и совершенно не отрицал свою заслуженную надвигающуюся гибель. Однако, то, с какой безумной страстью Камелия твердила о покорности жестокой главенствующей ведьмы, загорало желание привести её в чувство сильным шлепком по щеке, совсем невзирая на собственные принципы.

— Возможно, всё было бы по-другому, узнай я о твоём плане намного раньше; и твоя туша бы уже висела рядом с остальными!

Брюнет немного опешил.

— А как вообще ты узнала о нём, Камелия? — поинтересовался он, потерявшись в собственных догадках. — Что сделал не так и где я оступился?

Главная камеристка потрясла головой, как если бы прогоняла надвигающийся сон, непонимающее похлопала ресницами, а потом серьёзно ответила:

— Много где, Стефан. Очень много.

И девушка погрузилась в воспоминания.

***

Двумя сутками ранее. Весь день стояла пасмурная погода: сильный студеный ветер гонял снег из стороны в сторону, ударяя его о окна старого огромного замка; серые тучи, вот-вот готовые извергнуть из себя большие снежные крупы, заполонили небо над Старым Городом, а округа раскрасилась в приглушенные тона, меркнущими красками. На улице определённо было прохладно, посему оказаться внутри роскошных чертогов, отопляемых каминами в каждой комнате, — вверх удовольствия и глупец тот, кто осмелился покинуть стены дома в такое ненастье.

Камелия перьевой метёлкой стряхивала небольшие слои пыли с дорогого убранство и мысленно погружалась в хаос будничных проблем, а также омут душевных терзаний, что в последнее время не давали покоя: произошедшее с Илиной никак не желало покидать её голову; перед глазами всё ещё стояла ужасающая картина того, как безжизненное юное тело лежало, будто нарочно выброшенное кем-то, в центре тесного коридорчика на втором этаже Главного Зала. От увиденного всё внутри сковало льдом, скупые слёзы подступили к голубым глазам, а потом и горло словно судорогой сжало. Её подопечная мертва. Жестоко наказана любимыми хозяйками…

Главной камеристке уже приходилось сталкиваться с тем, как юные леди карают провинившихся служанок, отправляя их в мрачные темницы дворцовых зловонных подземелий, из которых никто никогда не возвращался. И она бы солгала, если сказала, что не знает о происходящем в этих пугающих недрах, что ей не ведомо о бездушном хобби Госпожи; и обманула бы саму себя, если заявила о том, что ей было жаль несчастных девушек. «Ох, Адела… ты была той ещё дурой. Заслужила». Однако, эта злосчастная доля не обошла стороной Илину — горничную, что беспрекословно ей подчинялась и добросовестно выполняла всю работу. Да, девушка была глупой и доверчивой, но она единственная, из всех заставших Камелией горничных, никогда ей не перечила, а это главная камеристка ценила больше всего. Когда Леди Альсина рассказала своей верной служанки, почему её девочки так безжалостно расправились с Илинкой — её объял гнев. «Эта девчонка суётся туда, куда запрещено» — строго говорила Госпожа. — «Дочки говорили, якобы она что-то затевает. А я этого очень не люблю. Тот, кто посмеет выставить меня дурой — обречён кормить ворон своей разлагающейся плотью у ворот моего замка». — Леди Димитреску, раздражённо процедив последние слова, провела кончиком длинного ногтя, покрытого ярко-красным лаком, по подбородку первой служанки, отчего всё внутри затрепетало. — «Но… но, Госпожа, она… не могла. Не могла пойти против вас» — с чуть дрожащим голосом выдала Камелия, томно дыша от нежных прикосновений. — «Хочешь сказать, что мои дочери меня обманывают?» — Димитреску грубо сжала пальцами челюсть девушки и пристально заглянула ей в глаза; тон её оставался бархатным, но с долькой холодной властности. «А, Камелия? Неужели сомневаешься в честности моих девочек?». — «Н-нет, Госпожа. Я бы не посмела…». — «Чудно» — бросила мадам с довольной улыбкой. «А теперь, будь добра, присядь на кровать».

Главная камеристка резко потрясла головой, как будто хотела, чтобы приятное воспоминание исчезло и закрыла покрасневшее личико руками. «Возможно, ваши дочери и не лгут, моя Госпожа, но определённо за этим стоит не Илина… по крайней мере, не одна» — девушка достала из кармана белого фартука связку ключей и слегка подкинула её. «Нашёл он её. Как же!». Вниманием Камелии тут же овладел пустой арочный проём, ведущий в Зал Четверых; она вслушалась в хрипловатые звуки и громкий мужской кашель. «Герцог» — подметил девушка. «Что же вы там затеваете?».

И, бросив перьевую метёлку, горничная устремилась вниз по лестнице. В голове никак не укладывалось: какие дела могут связываться почтенного гостя Леди Димитреску и обычного прислужника? Герцог никогда не просил помощи, не звал к себе даже Камелию (по крайней мере, до вчерашнего дня), что же могло случиться, раз ему потребовалась подмога? Или же… помощь потребовалось не ему? В любом случае, главная камеристка хотела это выяснить.

Остановившись подле двери в лавочку торговца, Камелия поправила фартук, вдохнула полной грудью, затем деликатно постучала костяшками пальцев по деревянной пластине.