То, что я сейчас видела… что почуяла. Это боль. Я не просто её ощутила, я её пережила. Пережила её в собственном теле.

Со способными к дару такое бывает, но лишь по особой причине. Ощущения посторонних или чужих даже опытные не в состоянии перенять. Почуять их чувства, эмоции, мысли — это пожалуйста, но пережить их могут лишь с теми, с кем у них особая связь. Родственная или…

Эревин снова застонал, на этот раз громче, зашевелился.

— Нет! Нет-нет-нет, не сейчас, — я опустила левую ладонь ему на лоб, вдавила большой палец между бровей, и он затих.

Осталось самое трудное. А у меня так и не было времени попрактиковаться на волке.

Я прижала ладони друг к другу, выдохнула и медленно их разомкнула — между ними замелькали золотые искорки. Развернула ладони от себя, приблизила к ранам, и когда до окровавленной плоти оставалось всего ничего, кожи на подушечках пальцев коснулось что-то острое, будто я прошлась ими по лезвию многочисленных ножей.

Попались!

Я уже знала, что меня ждёт. Но ухватилась пальцами за невидимый комок «лезвий» и потянула. Золотистые искорки липли к этой невидимой заразе, помогая кровоточившим пальцам не соскользнуть, не потерять хватку.

Руки начинали неметь от напряжения, но бросать ни в коем случае нельзя. Отравлявший кровь яд с кошмарной медлительностью покидал тело. Когти зверя проникли слишком глубоко.

А что если я опоздала? Что если слишком долго медлила, решая? Что если время упущено, и яд добрался до сердца? Что если…

Х-х-ха-а-ах-х! Лезвия полоснули по пальцам в последний раз и будто рассыпались. Напряжение, державшее меня, исчезло, руки повисли плетьми, и я повалилась назад, едва не стукнувшись затылком о доски.

Пальцы и ладони кровоточили, жгло немилосердно, будто их солью посыпали. Всхлипывая, я кое-как отёрла руки о подол и подползла к Эревину, осмотрела бок — края ран утратили страшный багровый оттенок.

Яд вышел. Но этого мало. Работа ещё не окончена.

Руки горели так, что за амулет я хвататься не решилась. Позволила дару пройти сквозь меня и, сцепив зубы, направила бивший из-под кожи ладоней свет на раны.

Когда я закончила, уже плохо соображала, где нахожусь. Из меня будто вынули позвоночник, и я бесформенной грудой привалилась к стене, рядом с северянином. Он ровно дышал, будто провалился в глубокий сон. Страшные раны стянулись, кровь остановлена.

Время шло. Я понемногу отходила от произошедшего. Баюкая искалеченные руки, не сразу сообразила, что Эревин пришёл в себя.

Он повернул голову и смотрел на меня снизу вверх, а в его мутном от пережитой боли взгляде читалось удивление.

— Твои глаза, — прошелестел он, — светятся. Почему… они светятся?

Глава 39

Скажи ему кто-нибудь прежде, ни за что бы не поверил, что пробуждение может стать отдельным приключением. Теперь Арес знал — в жизни возможно всё. Он будто целую вечность плыл в тёмной водной толще, не разбирая ни низа, ни верха. И когда совсем уже выбился из сил, а в груди стало жечь, он исхитрился рвануть наверх и сделать жадный глоток воздуха.

На его лоб тут же опустилась сухая тёплая ладонь.

— Ну-ну, ш-ш-ш-ш, — пробормотал откуда-то сверху смутно узнаваемый, по-матерински ласковый голос. — Ш-ш-ш-ш, всё позади.

Но не этот голос заставил его совершить подвиг и разлепить как будто сросшиеся веки, а другой — слишком знакомый, до боли знакомый…

— Няня?.. Его лихорадит? Может, сцедить утренний отвар?

Да, он помнил, чей это голос. И это как будто единственное, что он сейчас помнил, кроме своего имени.

— Без надобности, — успокоила старая ворожея. — Жар прошёл. Он приходит в себя.

Перед глазами плясала какая-то муть. Хотелось как следует их потереть, но сил не было даже на то, чтобы пошевелить пальцем.

— Ты иди. Я посижу.

Что-то скрипнуло, воздух будто качнулся, и до него долетел едва различимый аромат мяты — терпкий, душистый.

Лба коснулась прохладная нежная ладонь, мягко, будто пёрышком, соскользнула к виску и прошлась по щеке.

И больше всего в жизни сейчас он хотел заставить свою онемевшую руку подняться и накрыть эту ладонь своею. Но едва он успел об этом подумать, как тёмные воды сна снова поглотили его с головой.

* * *

— …не рассчитали. Перепроверила. Липовый цвет закончился. Запиши и его.

На этот раз открыть глаза оказалось куда легче. Он лежал в небольшой уютной комнате с распахнутым в полдень окном. Пели птицы, простенькой занавеской играл почти по-летнему тёплый ветер.

Арес лежал на постели, и у его накрытого покрывалом правого бедра примостилась ворожея в светло голубом платье с непривычно коротким рукавом. Солнечный свет превращал ободом уложенную на голове косу в пылающий огненный венец.