— Вы их приняли?

Она медленно выпрямилась и, жестокосердая, отняла руки от его повязки.

— Он попросил поставить их в воду, чтобы они не завяли. Я и поставила. Хотела отдать ему, но он посмеялся и объяснил, что стоять они должны у меня. Не совсем понимаю, в чём тут соль.

Чёртов расфуфыренный павлин.

— Стоило мне провалиться в беспамятство на каких-то пару дней, и вы уже обзавелись ухажёром.

Он намеревался пошутить, но фраза прозвучала скорее как упрёк. Может, Велена и права — ему не стоит и пытаться, с юмором у него откровенно не складывается. Просто уму непостижимо, как порой все его обычные слова и действия в её присутствии звучали и выглядели странно, искажённо, по-иному.

Вот и ворожея смотрела на него так, будто главная рана находилась у него в голове.

— У вас что, снова жар?

Это правда. Тело буквально горело, стоило ей к нему прикоснуться.

— Он к вам таскается, потому что положил на вас глаз ещё в день своего приезда.

Она даже руками всплеснула.

— Час от часу не легче!

— Ирнар просто так от вас не отлипнет, — во рту стало горько. — Скажите, вы и его чем-то приворожили?

Это был ненужный, глупый дурацкий и жалкий вопрос. Потому что его, Ареса, никакая ворожба притянуть не могла… даже сильнейшие обладатели дара не умели никого притягивать на расстоянии. А его, Творец — свидетель, тянуло к ней ещё до того, как он переступил порог её дома на вересковом холме.

— Да что с вами сегодня такое? — пробормотала она, но он видел — он видел! — лёгкий румянец покрыл её шею и щёки.

И одна только мысль о том, что этот румянец вспыхнул на нежной девичьей коже неспроста и уж точно не от досады, кружила голову. Сердце предательски ускоряло свой ход. Думалось всякое — совсем неуместное сейчас и неправильное.

И это стоило остановить. Пока воспоминание о случившемся в Башне окончательно не потонуло в круговерти воспалённых мыслей о запретном.

— Наверное, привыкаю к тому, что всё-таки жив.

Он немного расслабилась, склонилась над его повязками — и мысли снова безнадёжно спутались, а все силы уходили на то, чтобы ровно дышать.

— Насколько всё плохо?

Она полезла в свой коробочек, вынула оттуда нож и взрезала повязку. Стащила с него старые, пропитанные снадобьем бинты, полностью обнажив раны. И только теперь стало понятно, что все прежние усилия по сохранению спокойствия были всего лишь тренировкой перед главным испытанием.

Потерявшись в ощущениях от прикосновений её рук к своей обнажённой коже, он вспомнил, что задал ей вопрос, только когда она наконец-то соизволила на него ответить.

— Ничего плохого нет. Вы уверенно идёте на поправку. Яд полностью покинул тело. Раны затягиваются. Шрамов не избежать, но я постараюсь, чтобы они сгладились. Останутся только отметины.

— Солдат носит свои шрамы с гордостью. Шрамы меня не заботят. Заботит другое.

Она подняла на него взгляд, смилостивившись и на время прекратив терзать своими прикосновениями.

— Вы говорите, это всё-таки яд. Когти у этих тварей опасны не только сами по себе. В них что-то было.

Ворожея кивнула:

— Не так уж и много я знаю об оборотнях, но у моей родни ничего такого не наблюдалось. Выходит, то, что напало на нас, было порождением той самой алхимии.

— Почти наверняка. Огромен, бешен и невероятно силён. От него просто разило магией.

Она не спешила возвращаться к работе, и за это он был ей благодарен. Так он мог сосредоточиться и продолжить.

— И эта зараза настолько страшна, что никакие ворожейские заговоры её не остановили бы. Зверь не собирался меня обращать в себе подобного, он жаждал крови. Я умирал, Велена. Умирал у вас на руках. И у вас не было с собой ничего, что могло хотя бы просто замедлить эту заразу. А вы её не только остановили, вы не оставили от неё и следа.

Она окаменела. Сидела, чуть сгорбившись, будто на её плечи вдруг опустился невидимый тяжкий груз. Тихонько качнула головой, и в свете клонившегося на закат солнца вспыхнули рыжие искорки в её «венце».

— К вам вернулась память…

Горло стянуло так, что сглотнуть и то оказалось в труд.

— Я вспомнил ваши глаза в темноте. Только внутренний жар даёт такой свет. И то далеко не у всех.

Он поднял вверх правую руку:

— Ну, и ещё это.

Она скосила глаза на браслет.

— Болит?

Он почти усмехнулся неуместности её вопроса.

— Жить буду.

— И это главное, — она подняла на него взгляд, прямой и спокойный. — Цена меня не волнует.

Глава 42

Закатное солнце горело в её волосах. Вся она будто светилась — и он уже не мог понять, это его почуявшее волю воображение или ненароком всколыхнувшийся в ней дар.

Ворожея снова склонилась над своей коробочкой со снадобьями, из которой доставала какие-то плоские баночки. Тонкие пальцы легонько подрагивали.