Он сглотнул и на мгновение снова прикрыл глаза. Хотелось убедиться, что это не его разыгравшееся воображение, не лихорадочный сон.

Но Велена продолжала что-то громким шёпотом втолковывать своей наставнице, и на сон их совместное перечисление подходивших к концу запасов походило всё меньше.

Он попытался пошевелить пальцами, и на этот раз тело его послушалось. Справа тут же охнули.

— Все боги… Наконец-то!

Нежные прохладные ладони сжали его правую руку, и от того, каким знакомым оказалось прикосновение, у него заныло где-то в области сердца.

— Не хотел прерывать вашу беседу.

Он снова разомкнул веки — на него смотрели подозрительно блестевшие бездонные зелёные глазищи. На долю мгновения что-то мелькнуло в памяти — лишь тень воспоминания, связанного с её глазами, а потом благополучно потонуло в омуте беспамятства.

— Тяжёлые ранения провоцируют вас на вежливость? — фыркнула она и постаралась как можно незаметнее смахнуть что-то со щеки. — Можете не стараться. Тусенна вышла во двор.

Да. Точно. Ранения.

— Сколько я…

— Четыре дня, — её лицо потемнело. Она вдруг насторожилась, изучая его лицо. — Вы ничего не помните?

Он поморщился:

— Только то, что чудовище успело скрыться. Дальше — провал.

Кажется, её это успокоило. По крайней мере, подозрительность исчезла из взгляда, и вся она будто расслабилась.

— Я затворила ваши раны, выбралась из башни и позвала на помощь. Мы дотащили вас до Тахтара, и с тех пор вы под моим присмотром.

Совсем не к месту вспомнилась ладонь, скользившая по его щеке. И почему-то пренеприятная встреча в башне показалась не такой уж высокой ценой за это воспоминание.

— Что с моими людьми?

— Больше никто не пострадал, если вы об этом. Зверя и след простыл. До города добрались без приключений. О вас справляются по три раза на дню.

— Заботливые, — усмехнулся Арес, но на душе всё равно потеплело. — Я тогда… как будто отключился…

— Я окунула вас в сон.

— Провернули на мне свои ворожейские штучки? Как на Пушке? — проворчал Арес.

Она шмыгнула носом.

— Главное, что они сработали. Или вы против такого моего самоуправства?

Он посмотрел на неё со всей серьёзностью, на какую только был способен.

— Вы спасли мне жизнь. Которую я доверил вам в день своего прибытия в город. Разве не помните?

Она покусала нижнюю губу, кивнула.

— Прежде я вверял себя и своих солдат только нашему лекарю. Но его не стало. В Тахтаре решил… если уж мне суждено умереть от рук ведьмы, пусть это будут ваши руки.

Девчонка уставилась на него, и на окружённом огненным ореолом лице читалось изумление вперемешку с ужасом.

— Я ни за что бы не вздумала вас убивать, — прошептала она. — Как вам только в голову…

— И знаете, почему я так решил? — он будто не слышал её возражений. В груди жгло от желания выговориться.

Ведь он мог, чёрт возьми, богу душу отдать. И не успеть. Не успеть сказать ничего из того, что таскал в себе всё это время.

— Прежде чем открыть глаза, я решил, мне всё это снится. Потому что для меня нет ничего непривычного в том, что вы мне снитесь. И снились задолго до того, как я увидел вас впервые.

Она так и застыла. Смотрела на него во все глаза. Наверняка не верила.

— Снились с тех пор, как я благополучно проворонил тот момент, как… как ваш Вучко стал заполнять мои дни рассказами о вас…

Она всхлипнула и отвернулась. В комнате повисла тишина, которую нарушал лишь беспечный щебет птиц за окном.

— Он не мой Вучко, — наконец выговорила она.

Арес упёрся затылком в подушку и медленно выдохнул, уткнувшись взглядом в потолок. Да что на него нашло? К чему все эти откровенности?

— Он так и не объявился?

Ворожея кашлянула.

— Нет. Его никто не видел.

Она поднялась с его постели, прошлась до окна, потёрла открытые плечи, будто озябла, и, наконец, повернулась, к нему. На её порозовевшем лице не читалось сейчас ничего, кроме участия.

— Вам нужно отдыхать и набираться сил. Я приготовлю перевязку и загляну к вам позже.

Она не стала дожидаться, пока он ответит, и покинула комнату.

И стоило ей сбежать, стоило разуму проясниться, как память принялась угодливо подсовывать обрывки воспоминаний. Беспорядочные, но всё же позволявшие потихоньку собирать воедино картину произошедшего.