Волчонок смотрел в пустоту и рассказывал, как отыскал давным-давно притаившегося в Соловьиной Башне алхимика, как рассказы Велены об особой книге помогли ему сообразить, что за сокровища много лет назад они вытащили из этой же самой Башни — записи, над которыми трудился предок нынешнего умельца.

— Мехлер сказал, без знаний прадеда у него ничего не выходит — подопытные мрут, как мухи. Только, говорит, зря силы и жизни перевожу. Вот, говорит, раздобыть бы украденное.

— И ты украл во второй раз, — кивнул Арес, прислонившись бедром к столу и сложив на груди руки.

Волчонок пожал плечами, сморщился.

— Возвращаться я не собирался. Думал, попривыкну к новым силам и уж тогда решу. Но пока бродил по чаще, ваши голоса услышал. Понял, что вы с нею на руины отправились. В голове зашумело, и я опомниться не успел, как уже рыскал поблизости, а потом…

— А потом мы друг друга едва не убили.

— Я ничего не соображал. Пока ты в меня нож не всадил. Наружу уже человеком выбрался, едва ноги унёс. Ну а когда сообразил, что стряслось, когда вести из города услышал, что ты едва не при смерти…

Он запнулся, снова пожал плечами.

— То есть собирался-таки идти до конца?

— Никуда я не собирался, — вяло огрызнулся Волчонок. — Но когда обращался, тело само в Тахтар тянуло. К дому, к… к ней… тебе ли не знать?

Он в кои-то веки поднял глаза на Ареса — в них ещё полыхали отзвуки былой ярости. Он встретил этот взгляд со спокойствием, каким вряд ли мог похвастаться на самом деле. Книги стащил Волчонок, но вот настоящим вором себя чувствовал почему-то он.

— Что я могу знать о жизни в волчьей шкуре?

Мальчишка поморщился, будто он только что влепил ему оплеуху, но губы кривились в горькой ухмылке.

— Без толку это, гарнэ.

— Что?

— Отрицать очевидное. Но дело твоё. Может, тебе так и легче. Мне, вот, ни к чему. Она для меня… всё. А я для неё теперь хуже пустого места. Уж лучше бы ненавидела.

— Не сможет она долго тебя ненавидеть. Время пройдёт — простит.

— А ты ей, гарнэ, скажи, что это я её родню под подозрения подвёл — и уж тогда точно не простит.

Арес даже выпрямился, оттолкнулся от стола, подошёл ближе.

— Ты о чём это?

Волчонок вдохнул так глубоко, что верёвки на груди впились в кожу.

— Хотел раньше покаяться, да не успел. А, может, струсил. Вражда у нас с ними давняя. Они меня не переносят за то, что я от неё никак отлепиться не могу. А я их ненавижу за то, что это из-за них она и пошла на холм. Из-за них же и стала Невестой.

— Говори, что натворил. Говори. Легче станет.

— Настой их испортил. Вот что.

Твою-то ж…

Арес покачал головой.

— Тебе повезло, что она ушла раньше, чем ты успел сознаться. Услышь она это, спалила бы чёртов сарай и нас с ним заодно.

Волчонок скривил губы в подобие улыбки.

— А может, я того и добиваюсь. Всё легче, чем жить с тем, что натворил.

Арес вздохнул и потёр лоб. Голова гудела от усталости и недосыпа. Но он уж точно не будет решать судьбу своего солдата здесь и сейчас. Это дело требовало времени и раздумий.

— Вот ещё что, — Волчонок сглотнул. — Мехлер, алхимик, рассказал, кто помог ему несколько лет назад пробраться сюда незамеченным. В обмен на кое-какие посулы. Колдун, видишь ли, надеется с помощью этих книг не только оборотней разводить, но и попробовать привить дар тем, кто по природе им не наделён. Он-то думал, я ему с этим помогу. Будут подопытных из местных селений таскать. Да просчитался.

Вот так картина вырисовывалась.

— И последнее. Та печать из письма, которое ты ещё с войны хранишь, имеется на кое-каких вещах в Соловьиной Башне. А ещё она есть на книге, которую я стащил у Велены. Никого из Баронов, кому этот герб принадлежал, в живых не осталось, и Мехлер его себе присвоил. Может, он то письмо и писал. Говорю это не потому, что надеюсь на твоё снисхождение, гарнэ. Говорю, потому что должен.

И новости эти наконец-то всё прояснили. Едва пленного увели, Арес сел за новое письмо, но с прежним наказом — вручить лично в руки Его Императорскому Величеству и без ответа не возвращаться.

* * *

Стоило смыть с себя грязь и забыться хоть ненадолго. Бок начинал донимать. Отдых был необходим. Но его тянуло на холм. Сначала всё рассказать ворожее, только потом отдыхать. Вот каким удивительным образом в его личном списке самых важных дел теперь сместились приоритеты.

Он не займёт у неё слишком много времени — просто удостоверится, что после тяжёлых слов, брошенных Волчонку, она в порядке. Тем более что часть этой странной исповеди касается и её.

Искать её не пришлось — ворожея стояла во дворе у дома под старыми вишнями, которые — видимо, из-за пасмурных дней — умудрились ещё не отцвести. Лужайку под ними ровным слоем укрывал «снег» осыпавшихся лепестков.