Вот уже и всё тело разнылось — стонало, противилось тому, что ему уготовано. Я сжала руки в кулаки, ногти впились в ладони так, что вот-вот кровь из-под них брызнет.

Но глаз отвести не смогла.

Будто чуяла.

Чуяла — что-то произойдёт, а что — не понимала.

И вот уже Тусенна, отерев лицо, затянула мелодичный напев, площадь стихла. С сосуда сняли крышку.

Эревин смотрел на меня, не отрываясь, будто приказывал: «Не смей от меня прятаться. Смотри!»

И я смотрела. И ничего не видела, кроме его сурового лица, пока…

Пока солдаты за его спиной не расступились, пропуская вперёд всклокоченного Вучко.

Он двигался хищно и быстро. Взгляд его горел.

И я дёрнулась. И я хотела закричать. И я не успела.

Нож в руке Вучко описал дугу. Солнце отразилось на широком лезвие, полоснувшем по глотке Эревина.

Глава 52

Мир дрогнул. Солнце скатилось с небес и разлетелось вдребезги где-то за лесом.

Тьма, чёрная пропасть, конец.

Я умирала перед помостом вместе с ним. Всем телом чуяла страшную рану, каждой частичкой себя.

Жизнь уходила — быстро, толчками выкатывалась вместе с хлеставшей на землю кровью.

Пальцы немели, перед глазами плыло.

Но я полетела сквозь тьму. Ноги будто совсем не касались земли.

Может быть, я что-то кричала. Может, кого-то звала. Может быть, плакала даже… не помню, не помню, не помню!

Рухнув на землю рядом с ним, схватила отяжелевшую голову, уложила себе на колени. Кровь когтистыми алыми пальцами впивалась в белую ткань подола.

— Назад! — рявкнула тем, кто стоял ближе всех.

Толпа отшатнулась. И вовремя.

Не чуя сопротивления, жар с воем взметнулся, впился в меня, ослепив, на миг обездвижив.

Всё длилось мгновенье и целую вечность.

Я чуяла, что от меня потребует дар. И я отдала, не раздумывая не секунды. Даже не стала пытаться сдерживать силу, съедавшую меня изнутри, — сложила ладони, направила вниз, прямо в рассечённую плоть, и солнечно-золотые потоки хлынули в рану, накрепко связывая живое с гибнущим.

Нить ускользающей жизни Эревина прочно слилась с моей, напитанной даром.

Я зажмурилась, почти задыхаясь. От тянувшего из меня последние силы жара слёзы градом лились по лицу, но я ликовала.

Ликовала так, как не смогла бы ликовать, спаси я весь Тахтар.

Но я не успела устыдиться таких кощунственных мыслей — голова на моих коленях дёрнулась, я почти беззвучно застонала и завалилась на бок.

Последним, что я услышала, был едва ли не ликующий крик генерала Ирнара:

— Призываю в свидетели весь город и солдат Империи! Госпожа Велена владеет даром! Вступает в силу указ Императора! Она подлежит…

* * *

Я пришла в себя только к вечеру — не проснулась, не очнулась. Лишившись чувств на площади, я будто попала в тёмный лес и куда-то всё это время брела. И только сейчас вышла на свет, на родной, до боли знакомый голос.

Нянька что-то нашёптывала у меня над головой, а стоило мне пошевелиться, так разрыдалась, что я всерьёз за неё испугалась.

— Где… он? — прошептала я. — Няня… Где… он?

Уткнувшись мне в волосы, Нянька судорожно вздохнула, шмыгнула носом.

— Жив он, горюшко ты моё. Жив.

И уж до чего я была слаба, а новые слёзы тут же набежали на глаза и покатились по вискам в волосы. Сил их отереть попросту не было.

Так мы и рыдали с Нянькой в вечерней полутьме моей маленькой комнатки, в притихшем доме на холме.

А потом она спохватилась, влила в меня укреплённый заговором настой — и тело постепенно вспомнило, как меня слушаться.

— Не удерживай, — я сползла с постели и как была, в залитом ссохшейся кровью платье, поковыляла прочь из дома. — Даже… не пытайся.

Сейчас никого и ничего не существовало, была одна-единственная цель — добраться до гостиного дома.

Нянька молча вытащила из сундука пуховую шаль, накинула мне на плечи и помогла добрести до порога.

* * *

Я впервые попала в гостиный дом. За всё время, что имперцы гостили у нас, ни разу мне сюда попадать не доводилось. Кто бы мог подумать, что случится это вот так…

Солдаты передо мной расступались, кто-то даже кланялся, прижимая руку к сердцу. Я морщилась и слабо грозила пальцем. Вот ещё, надумали…