Ден пошел по коридору, не оглядываясь, и не походил на арестанта – казалось, что это он, большой, сильный, тащит за собой длиннорукого остроухого тролля.

Милена глянула на Элли – та больше не устраивала истерик, просто тихо плакала, по-детски стирая слезы ладонями. Сестра вздохнула, вынула из кармана плаща розовый кружевной платок, вытерла, как малышке, Элли лицо.

Наконец все вышли на улицу – Рабс, открывший им дверь, был сонный и сердитый. Цербер, которого тот держал за ошейник, распахнул было три пасти, но Рабс показал черным собачьим мордам кулак, и те не стали лаять.

Поездка оказалась бесполезной, все чувствовали себя опустошенными и подавленными. В машину сели молча.

– Надо выполнить просьбу Дена – сказать его матери, что случилось, – проговорила Милена, глядя, как проплывают темные силуэты домов за окном автомобиля.

– Не волнуйтесь, я возьму это на себя, – отозвался Генриор, крепко сжимая руль. – Утром съезжу в Ключи. Если, конечно, граф позволит, – добавил он.

– Но мама Дена, наверное, волнуется. Ночь же… – прошептала Элли.

– Ты хочешь, чтобы Генриор отправился в деревню прямо сейчас? – обернулась Милена. – Элли, прекрати. Генриор с утра до ночи работал, потом эта поездка. Дай ему набраться сил.

– Силы у меня есть, – сумрачно отозвался Генриор, управляя машиной. – У меня мозгов нет. Ввязался в историю.

Резкий визг тормозов заставил девушек ахнуть – им показалось, что перед лобовым стеклом внезапно вырос то ли монах, то ли придорожный разбойник в черной накидке.

Глава 19. Не могу я рассвета ждать

Генриор, нервно растерев виски, вышел из автомобиля, громко хлопнул дверью. Раздраженно, сварливо принялся высказывать человеку в черном:

– Что же вы, женщина, бродите ночью по дороге? Да еще в такой темной одежде. Под колеса лезете! Это же опасно! А если бы я вас задавил? Если вам жизнь не дорога, так хоть о водителях бы подумали!

Милена опустила стекло, и до девушек донесся хрипловатый немолодой голос:

– Господа, я в Тисс иду, не знаю, правильно ли, нет ли. Темно, не видно ничего. Правильно хоть?

– Да правильно, правильно! – нетерпеливо проговорил Генриор. – Только, если уж пешком, то лучше бы не по шоссе шагали, а через ближнее село. И по утру! Ночью-то зачем?

– Да меня попутная машина до перекрестка подбросила, а дальше я уж сама. Не могу я рассвета ждать, беда у меня страшная, сына единственного, кормильца, ни за что в тюрьму забрали. Говорят, на двадцать лет упекли, а то и… Похуже, говорят. Хоть увидеть его, обнять, узнать, вдруг, надо ему чего, или помочь чем. Посмотреть на него! А может, вы знаете, где искать там, в городе, тюрьму эту?

Генриор горько вздохнул, облокотившись о серебристый капот машины.

Элли съежилась, укуталась плотнее в клетчатый плед, будто хотела спрятаться в нем, точно в теплом надежном коконе. Она сразу поняла, кто эта женщина.

«Двадцать лет!» – эти слова вспыхнули в Эллиной голове, будто цифры в новомодных часах – огромные, красные, яркие. Дену грозит провести в тюрьме двадцать лет! А ей, Элли, сегодня исполнилось семнадцать... Но главное – остался бы жив!

Если женщина в черном плаще – его мама, как она посмотрит ей в глаза? Что скажет?

Элли кинула взгляд на Милену, та многозначительно покачала головой, открыла дверцу машины, вышла. Элли видела, как сестра, поправляя сбившуюся прическу, молча прислонилась к капоту. А Генриор, сбавляя тон, глухо произнес:

– Ночью туда могут и не пустить.

– Мать-то? Пустят! Я добьюсь, договорюсь, да хоть денег заплачу, хоть небогата. У меня сын-то знаете какой? Работящий мой Ден, рукастый, самый мастеровитый в селе! Он же инженером думал стать, да разве сельчанина в институт-то возьмут? Такие законы… А тут вот беда такая случилась. В тюрьму упрятали, говорят, из-за какой-то богатой девчонки… Да не верю я, что он виноват! Так как дойти-то, до тюрьмы этой? Далеко ли? Не подскажете? Очень мне туда надо!

Генриор помедлил – Элли увидела, как он утомленно сцепил руки. Вопросительно глянул на Милену, та кивнула.

– Ладно, – отрывисто сказал он. – Садитесь в машину. Недалеко еще от города уехали. Вернемся. Довезем.

– Ой, спасибо, спасибо, добрый человек! Добрые вы люди, пусть небеса вам помогут, – запричитала женщина. Милена приоткрыла дверцу, шепнула Элли:

– Только помалкивай пока. Потом скажем.

Женщина – высокая, плотная, большая, неловко забралась в салон, отодвинулась от Элли, чтобы не помешать, не задеть влажным плащом. Обхватила голову руками. Потом достала из кармана платок, долго вытирала мокрые то ли от дождя, то ли от слез щеки.