– Возможно, и так. А может, и нет. Теперь не узнаем.

Генриор подумал, сказал осторожно:

– Иголтон, я буду с вами предельно откровенен. Мне, по большому счету, нет никакого дела до этого парня. Как по мне, так лучше бы его вовсе не было! Тогда бы я сейчас спокойно спал, а не стоял тут у вас в кабинете. Но мне не безразличны девочки, что плачут в коридоре. Элли – чистая, светлая душа. Эта история может сломать ее и привести к непоправимому. Знаете, однажды я с подобным уже столкнулся. Подростки такие непредсказуемые… – припомнив что-то тяжелое, страшное, болезненное, Генриор перевел дыхание и продолжил: – У меня нет своих детей, и графские девочки для меня как родные. Если с Элли что-то случится, ее отец не переживет. Да, знаете ли, и я... Иголтон! Должен быть какой-то выход! Что, если мы уничтожим этот документ и составим иной, не такой бескомпромиссный?

– Предлагаете взятку? – помолчав, поинтересовался Иголтон.

Глава 17. Благодарю за таблетку

– Я предлагаю не взятку, а сделку, – сухо сказал Генриор и поправил седые волосы.

– Ну как вы не понимаете, это бесполезно! – в голосе Иголтона плеснулась досада. – Письмо зарегистрировано, копия у главы управы, вторая – в редакции. Да-да, не смотрите на меня так, таковы правила – передавать в газету любые сведения, касающиеся дворян. Завтра выйдет статья. Ничего не изменить.

– Даже если граф Мишель Розель, отец Элли, лично приедет в управу?

– Да. Это только добавит шумихи.

– Даже если граф Андреас и герцог Крис придут, чтобы забрать документ?

– Именно так. Но бумагу им уже никто не отдаст.

– Черт побери… – проговорил Генриор, тяжело опускаясь на черный кожаный диван. – Но ведь должен быть какой-то выход! Вы столько лет здесь работаете! Подскажите, помогите нам, в конце концов!

Генриор снова сунулся было в карман, но Иголтон остановил его:

– Если вы хотите дать мне денег, знайте – не возьму. Даже не думайте.

– Нет, я не за деньгами.

– Таблетка мне тоже больше не нужна. Кстати, благодарю вас, мне полегчало.

– Посмотрите. Это портсигар. Старинное серебро, редкая чеканка. Мне его подарил граф за хорошую службу лет пятнадцать назад. Я давно бросил курить и ношу портсигар как сувенир. Поверьте, эта вещь ценная не только как память, она просто ценная, антикварная. Но не дороже спокойствия графа и Элли. Возьмите и скажите, что нам делать.

– Всё-таки вы пытаетесь меня купить… – разочарованно развел руками Иголтон. – Не нужен мне ваш портсигар. Хотя ваше искреннее стремление помочь, по сути, чужим людям меня потрясает.

– Они мне не чужие. Я живу в замке около тридцати лет. Вся их жизнь – на моих глазах. Если погибнет безвинный парень – это беда. Но если с собой что-то сделает маленькая Элли – беда вдвойне... Поймите, я никогда не видел ее такой! У нее сегодня взгляд – как у брата…

– Графа Андреаса? – Иголтон заглянул в бумаги.

– Нет, что вы, другого, мы его называли Берри, он… Впрочем, не о том мы говорим. Давайте что-то решать.

– А вы невероятно настойчивы, – Иголтон снова поменял очки: кинул те, что с оправой, похожей на глаза филина, в ящик стола и с грохотом его захлопнул; нацепил на нос тонкое золоченое пенсне, и вид его стал не таким неприятным, а даже где-то и привлекательным. – Генриор, вы мне понравились – таких преданных людей еще поискать. Но выхода, к сожалению, нет. Правда, есть один момент...

– Какой момент? – насторожился Генриор.

– Этот вариант вам не подойдет. За весь период моей работы никто им не воспользовался.

– Я слушаю вас! Не томите.

– Парня могут отпустить, если мать и отец обесчещенной девушки – и, разумеется, она сама – дадут письменное согласие на брак. Никакой свадьбы: только подписи в конторской книге. И всё: девочка живет не во дворце, а в хижине.

– Постойте… Браки дворянок с сельчанами запрещены!

– Нет, при определенных обстоятельствах они возможны, но на моей памяти не случались. Поверьте, я изучил кодекс вдоль и поперек. Согласно закону, такой брак никогда и ни при каких обстоятельствах не может быть расторгнут – это раз. Даже в случае измен, пьянства или рукоприкладства. Никогда! Далее. Девушка теряет титул, все права и привилегии – два. Она не имеет права наследовать родительское имущество – три. Ее дети будут сельчанами, соответственно, не получат ни образования, ни должности. Это четыре. К тому же такая пара не сможет переехать в город и в целом будет ограничена во многих правах – это пять. Ну? Перечислять дальше или не имеет смысла?

Генриор угрюмо молчал.

– Я уверен, Генриор, что вы думаете: «Да и черт с ним, с этим Деном! Сам виноват, нечего было шастать по лесу с глупой девчонкой!» Верно?

– Так, да не так. Я думаю, что мне придется сложить обязанности переговорщика. Доложу графу.

– И умоете руки. И правильно сделаете.

– Будем думать, как быть дальше.

– …Да что тут думать! Что думать?! – шурша длинным плащом, вытирая глаза ладонью, в кабинет влетела Элли: ее щеки порозовели, светлые волосы растрепались. – Я… согласна! Понимаете?! Согласна! И не держи меня, Милена!