Про флаттер я, разумеется, слыхал, и слыхал немало.

С появлением новых скоростных самолетов в авиации едва ли не всех

передовых стран мира прокатилась волна таинственных, необъяснимых

катастроф.

Случайные свидетели, наблюдавшие эти катастрофы с земли, видели во всех

случаях почти одинаковую картину: самолет летел совершенно нормально, ничто

в его поведении не внушало ни малейших опасений, как вдруг внезапно какая-то

неведомая сила, будто взрывом, разрушала машину — и вот уже падают на

землю изуродованные обломки: крылья, оперение, фюзеляж. .

Все очевидцы, не сговариваясь между собой, применяли выражение «взрыв», так как не представляли себе других возможных причин столь молниеносного и

полного разрушения. Однако осмотр упавших обломков не подтверждал этой

версии: никаких следов взрыва — копоти или ожогов — на них не оказывалось.

Самым надежным источником информации — докладом экипажа

потерпевшего аварию самолета — воспользоваться, как правило, увы, не

удавалось. Те же, насчитывавшиеся буквально единицами, летчики, которым

удалось выбраться из стремительно летящих вниз, беспорядочно вертящихся

обломков фюзеляжа и воспользоваться парашютом, ничего сколько-нибудь

существенного добавить к рассказам наземных очевидцев не могли. Очень уж

неожиданно и быстро развивались события: всего за несколько секунд до

катастрофы ничто не предвещало ее, а затем сразу — удар, треск, грохот, и

самолет разлетается на куски.

Новому грозному явлению было дано название флаттер (от английского

flutter — трепетать), но, если не ошибаюсь, еще Мольер сказал, что больному не

делается легче оттого, что он знает, как называется его болезнь по-латыни.

Одна за другой приходили тревожные вести о таинственной гибели

французских, английских, американских скоростных самолетов.

Не миновала эта беда и нас.

Пассажирский опытный самолет ЗИГ-1 заканчивал программу летных

испытаний. Одно из последних заданий заключалось в серии пролетов на высоте

вось-

77

мидесяти-ста метров над специально размеченным участком — так называемой

мерной базой. Каждая последующая пара пролетов отличалась от предыдущей

некоторым увеличением скорости, вплоть до последней, наибольшей, которую

сумеет развить самолет при работе моторов на полной мощности. И вот дело

дошло до этих последних заходов. Летчик-испытатель Аблязовский издалека

развернулся в сторону мерной базы и перевел секторы управления моторами в

положение полного газа. Для ускорения разгона он чуть-чуть снизился — прижал

машину, самолет понесся вперед, с каждой секундой увеличивая скорость, и

вдруг. . разрушился в воздухе. Шесть одинаковых урн, установленных рядом в

нишах стены московского Новодевичьего монастыря, и по сей день напоминают

о происшедшей трагедии.

Более счастливыми оказались наши сослуживцы Александр Петрович

Чернавский и летавший тогда еще только в качестве наблюдателя Федор Ильич

Ежов. Самолет, который они испытывали, также внезапно рассыпался в полете, но оба они сумели спастись на парашютах. Так флаттер пришел и в наш отдел.

Постепенно накапливались факты, и картина флаттерного взрыва стала

обрастать достоверными подробностями. Оказалось, что разрушение происходит

не так уж мгновенно, как поначалу представлялось наземным наблюдателям; до

него некоторое, хотя и чрезвычайно короткое, измеряемое считанными

секундами время происходят вибрации, чаще всего крыльев, а иногда оперения

самолета. Размах этих вибраций возрастает так быстро, что почти сразу же

приводит к поломке колеблющихся частей. Подлинная картина явления

прояснялась. Но оставалось непонятным главное: причины, порождающие это

явление, и способы их преодоления.

В борьбу за раскрытие тайны флаттера включились ученые. И вскоре

физические причины возникновения страшных вибраций, конструктивные

средства их предотвращения и даже методы точного расчета величины

критической скорости флаттера, ранее которой он ни в коем случае возникнуть не