Но никаких специальных навыков, никакого особого умения для того, чтобы

покинуть самолет через

189

дверь, не требуется. Другое дело — У-2, с которого когда-то прыгали мы. На нем

парашютисту приходилось, преодолевая сопротивление встречного потока

воздуха (все-таки сто километров в час), встать со своего места, а затеи, перехватываясь руками за стойка центроплана, вылезти на крыло и устроиться

одной ногой на его задней кромке, а другой — на подножке, укрепленной снизу

фюзеляжа. Ко всем этим операциям надо было приспособиться.

Виноградов учил нас этому, держа секундомер в руках. Увидев, с какими

отвратительно суетливыми, конвульсивными движениями, принимая

последовательно самые нелепые позы, какие только можно себе представить, мы

выполняем эту операцию, он поморщился и изрек:

— Вы понимаете, что значит — быстро вылезти из кабины на крыло? Это

значит: делать медленные движения, без перерывов между ними. .

Впоследствии я оценил всю универсальность этого рецепта, пригодного

далеко не для одного лишь парашютизма. Мне кажется, трудно дать лучшую

формулировку различия между быстротой и суетливостью.

Поэтому-то не следует верить первому впечатлению, если действия

управляющего самолетом летчика кажутся со стороны подчеркнуто медленными, неторопливыми, чуть ли не ленивыми, в отличие, скажем, от действий дамы, в

остром цейтноте собирающейся в театр. Медлительность летчика — не та давно

известная классическая обломовская медлительность, проистекающая из

принципа «никогда не откладывать на завтра то, что можно отложить на

послезавтра». Нет, это рабочая неторопливость опытного ювелира, знающего, какой ценой может обернуться каждое его неосторожное движение, и всем своим

профессиональным опытом наученного семь раз отмерить, прежде чем один раз

отрезать.

Очень интересную точку зрения по этому вопросу высказал как-то в

разговоре со мной Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель

СССР Александр Александрович Щербаков, известный отлично проведенными

работами такого сорта, как, например, испытания едва ли не всех существующих

сверхзвуковых истребителей на штопор. Трудно было бы найти человека, более

компетентного в интересующей нас

190

проблеме. Так вот, Александр Александрович сказал:

— Это предрассудок, будто летчик должен действовать мгновенно. Я думаю, гораздо больше неприятностей произошло от того, что летчик чересчур

поторопился, предпринял какие-то действия, не подумав, чем от того, что он

промедлил..

Вообще летчик не должен да и не может работать вне времени. Он обязан

предвидеть предстоящие ему действия и; стараться все, что можно, сделать или

по крайней мере подготовить заранее.

Когда по улице или учебному плацу, печатая шаг, идет строй солдат, командир управляет им, ясно разделяя каждую команду на предварительную и

исполнительную, с обязательной паузой между ними: «нале-во», «напра-во»,

«кру-гом». Иначе солдаты не успеют воспринять очередную команду и

приготовиться к ее четкому, одновременному выполнению.

Летчик обязан уметь чутко улавливать во внешней обстановке все эти — не

всегда, к сожалению, очевидные — «нале. .», «напра. .» и «кру.. ». В противном

случае он будет опаздывать — не поспевать за темпом работы, непререкаемо

задаваемым обстоятельствами полета.

Я думаю, одна из причин утомительности летного труда и заключается в

необходимости в течение всего полета вписываться в этот заданный ритм.

Профессиональные навыки летчика, как, наверное, в представителя любой

иной профессии, в какой-то мере невольно переносятся им и во внеслужебную

бытовую обстановку, причем — увы! — не всегда с бесспорной для себя

выгодой.

Еще в дни моей летной молодости полеты на истребителях, имевших строго

ограниченный запас горючего, но не оборудованных бензиномерами, быстро

приучили меня внимательно следить за временен.

Эта потребность всегда знать, который час, въелась настолько, что я