— Самое страшное — это дурак с инициативой.

Высказанная им формула — дурак с инициативой — прочно прижилась. Ее

помнят, цитируют, опе-

183

рируют ею в спорах.. Да, припечатать точным словом он мог!

Иногда этим и злоупотреблял..

Бывало, однако, и иначе — неожиданно спокойная реакция в ситуациях, в

которых, казалось бы, невозможно было ожидать от Главного ничего другого, как

полной порции громов и молний.

При подготовке к первому вылету нового опытного самолета произошла

поломка — развалилась турбинка вспомогательного силового агрегата. Поломка, в общем, мелкая, но очень уж не ко времени случившаяся — вылет задерживала.

В возникшей, как всегда в подобных случаях, обстановке повышенной

нервозности Туполев вызвал своего заместителя Л. М. Роднянского (который мне

и рассказал о последовавшем разговоре), ответственного за систему, в которую

входила злосчастная турбинка, и спросил:

— Скажи, это ты нахомутал или кто-нибудь другой? Может быть, КБ, в

котором турбинку заказывали?

— Нет, — ответил Роднянский, — это я нахомутал.

— Точно ты? Может быть, это тебе сгоряча кажется, что ты, а на самом деле

не ты?

— Нет, Андрей Николаевич, я посмотрел внимательно. Мы с моими

ребятами недодумали: не учли, что турбинка вроде бы обыкновенная, а условия

работы у нее новые.

— Ну что ж, это хорошо, что ты нахомутал. А то, если бы кто другой, неизвестно, умеет он свои грехи исправлять или нет. Разбирайся еще с ним. .

Нужно всегда знать, кто нахомутал.

Не всегда, оказывается, Зевсы только и делают, что мечут громы и молнии на

склоненные головы подчиненных. Во всяком случае — Зевсы калибра Туполева.

Многие видные авиационные конструкторы —

A. А. Архангельский, С. М. Егер, Д. С. Марков,

B. М. Мясищев, И. Ф. Незваль, В. М. Петляков, А. И. Путилов, П. О. Сухой, А. М. Черемухин — в течение ряда лет работали в коллективе, руководимом

Туполевым, возглавляя бригады, каждая из которых занималась тем или иным

определенным самолетом. Но интересно, что во всех сконструированных в

разных бригадах самолетах явственно ощущалась творческая индивидуальность

самого Туполева. Кто бы ни был

184

его «правой рукой» при создании очередной машины, а общий ее облик

получался единый — туполевский!

Я убедился в этом впервые очень давно, когда, много полетав на

двухмоторном самолете СВ (АНТ-40), сел в первый раз за штурвал

четырехмоторного ТБ-7 (АНТ-42).

Первую из этих машин создавала под руководством Туполева бригада А. А.

Архангельского, вторую — бригада В. М. Петлякова. Так вот, едва оторвавшись

на ТБ-7 от земли, я сразу почувствовал его «фамильное сходство» с СБ.

Бесспорное сходство в тех самых многочисленных, хотя порой и неуловимых

особенностях устойчивости и управляемости, совокупность которых составляет

для летчика лицо машины.

Когда после посадки я поделился своими впечатлениями о бросающемся в

глаза сходстве СБ и ТБ-7 с одним из коллег, он ответил:

— А чего ты ждал? Конечно же они похожи: в одной гимназии учились!

Искусствоведы, специалисты по старой живописи, рассказывают, как трудно

порой бывает установить с полной достоверностью автора написанной несколько

веков назад картины. Кто создал ее: тот мастер, кисти которого ее приписывают, или кто-нибудь из его учеников? Или, может быть, писал ученик, а потом

учитель прошелся по ней своей рукой — сделал те самые несколько мазков, которые отличают произведение выдающееся от просто очень хорошего?.

Проходят века, и установить это делается трудно, почти невозможно. Приметы

индивидуального мастерства тонут в приметах Школы.

Видимо, такое бывает не в одном только изобразительном искусстве.

И не обязательно — через века.

Много пережил в своей большой — не просто долгой, но именно большой —

жизни этот человек! Ему дано было счастье много, много раз видеть реальные

результаты дел своих, но дано было познать и горькие стороны жизни: людскую

несправедливость, неблагодарность, клевету. Не зря, однако, были сказаны слова

о том, что «тяжкий млат, дробя стекло, кует булат».