Андрей Николаевич Туполев — и в техническом творчестве, и просто в

жизни — был всегда сильнее любых внешних обстоятельств.

Он был — булат.

185

* * *

Во втором полете мы окончательно убедились в исправной работе всей

многообразной техники, из которой была соткана наша «двойка», и сделали

первую прикидку расходов горючего на крейсерских режимах, чтобы рассчитать, сколько понадобятся бензина при перегоне машины на наш основной аэродром.

Третий полет — в Москву.

Кроме экипажа, на борту самолета в этом полете был гость: один из

заместителей главного конструктора. Узнав о том, что он вписан в наш полетный

лист, кто-то из механиков спросил:

— А чего ему делать у нас на борту? Машина все-таки не очень облетанная.

Лучше бы пока без начальства. .

На что, как говорится, не моргнув глазом, ответил Аржанов:

— Он у нас будет представлять особу президента. Знаешь, как на

международных переговорах. Еще вопросы есть?

Вопросов больше не было.

Когда, взлетев, мы делали прощальный круг над заводом, из ворот

сборочного цеха выводили Ту-4 № 004 — «четверку» — и тащили ее на поле, где

уже в течение нескольких дней доводилась «тройка». Серия шла полным ходом.

Развернувшись на запад, мы легли на курс.

Наверное, десятки раз летал я по этому маршруту — и на истребителях, и на

бомбардировщиках, и на транспортных самолетах. Летал за штурвалом и

пассажиром, в хорошую погоду и в «муре» — словом, по-всякому. Сейчас

впечатление от полета какое-то смешанное: скорость почти как на добром

истребителе (винтомоторном, конечно), а общая обстановка — просторная

кабина, большой экипаж — бомбардировочная.

И к тому же пресловутые гнутые стекла! Два стекла для обзора вперед на

заводе более или менее подобрали (в свой срок сработала «заменяющая здравый

смысл» документация!), по все остальные, сквозь которые я сейчас рассматривал

местность по сторонам от линии вашего пути, искажали изрядно. Проблема

остекления герметической кабины, одновременно прочного и не искажающего

обзор, была полностью реше-

186

на лишь на более поздних типах самолетов, когда вернулись к плоскому

лобовому остеклению кабин летчиков (в этом точное следование образцу Б-29

оказалось не вполне удачным). Но на «Ту-четвертых» так и пришлось все время, сколько они просуществовали, взирать на окружающий мир будто в непременном

аттракционе любого парка культуры и отдыха — так называемой комнате смеха.

Ближе к Москве усилилась болтанка. Мы шли довольно низко, погода была

ветреная и жаркая, резкие воздушные порывы следовали один за другим. И тут-то

мы поняли, что за удовольствие лететь на Ту-4 в болтанку. Шуровать

штурвалами и педалями приходилось почти непрерывно и с изрядными

усилиями.

В довершение всего неожиданно по собственной инициативе заработала. .

система отопления кабины, Не знаю уж, как получилось, что она оказалась

включенной. Изучая корабль, мы, естественно, главное внимание обращали на

вещи, непосредственно влияющие на полет машины: систему управления, силовую установку, шасси, закрылки, противопожарное оборудование. На

обогрев кабины наша эрудиция, как выяснилось, еще не распространялась.

Крылатое изречение «мелочей в авиации нет» явно было принято нами к

сведению, но не к исполнению.

Попытка обратиться к консультации нашего гостя положительных

результатов также не дала. Проклятое отопление не подчинилось и заместителю

главного конструктора, что, к удовольствию всего экипажа, повергло его в

немалое смущение.

Температура в кабине быстро приближалась к африканской.

— Ничего, — сказал Аржанов, вытирая пот, — это даже полезно: улучшает

фигуру.

Я не очень заботился в те годы о сохранении должной стройности фигуры, но

как утешение это годилось.

За работой время полета промелькнуло быстро, и вот уже перед нами родной

аэродром с длинной бетонной полосой, на которую можно заходить спокойно, не

подкрадываясь, с добротным запасом скорости. Впрочем, из всего экипажа