– Пришла посмотреть, как ты. И… Мне рассказать тебе кое-что нужно.

Подобрав полы и рукава явно большого для нее балахона, Герда присела рядом со мной на кровать. Чисто вымытые волосы гладко причесаны, руки сложены на коленях, личико торжественное и серьезное. Точь-в-точь девочка из благочестивой семьи при первом посещении храма.

– Ингрид ведьма, – еще раз повторила моя радость. – Ты знаешь, ведьмы занимаются не только гаданием, приворотами и кражей молока из кхарни. Достаточно сильная колдунья может заставить… помочь человеку вспомнить то, о чем он думает, будто не знает. Видел, слышал, запомнил, но не подозревает об этом. Это ведь не страшно? – Герда тревожно заглянула мне в лицо. – Правда ведь не страшно? Но другую ведьму она так разговорить не может. Только попросить рассказать.

– Ингрид попросила тебя?

– Да. А еще сказала, что могла бы взять меня в ученицы. После сказала. Знаешь, у меня все-таки есть способности, я настоящая ведьма. Но я хотела говорить о другом. Об этом вообще лучше было не рассказывать, но раз Ингрид теперь знает, надо чтобы и ты. А то нечестно.

– Что знает?

Герда тяжело вздохнула и, подтянув колени к груди, прижалась к ним щекой.

– Я видела живого Дракона.

Наша семья никогда не отличалась особым благочестием, а после того, что мы узнали год назад, я вряд ли когда-нибудь смогу молиться Драконам искренне. Но храмы мне по душе. Я люблю их особенную тишину, уходящие ввысь своды, мне нравится сидеть на каменной скамье, разглядывая витражи, фрески, статуи, изображающие Драконов. Особенно ту, что стоит в храме благого Берне.

Когда-то очень давно искусный мастер собрал ее из кусочков розового кварца, скрепив их меж собой и тщательно отшлифовав. Она совсем не велика, не то, что изображения тороватого Хандела или мудрого Видена, но смотреть на нее приятно.

Берне бережно держит в лапах колыбель и, склонив голову, заглядывает в нее. Рядом с Драконом дети. Мальчик держит на коленях щенка, девочка, на вид чуть постарше, одну руку положила на холку кхарненка, другую подняла, прижимает палец к губам, словно умоляя не потревожить того, кто спит в колыбели. За спинами детей, под распростертыми крыльями Берне видны мордочки звериных детенышей, птицы, различные растения, которые теперь встретишь разве что в оранжерее.

Жаль, но с этой прекрасной статуи постоянно лепят грубые дешевые копии. Ремесленники раскрашивают свои поделки в какие-то несусветные цвета, и то, что в храме выглядит трогательно и нежно, становится слащавым и пошлым. Зверенышей нет вообще, а у детей щекастые тупые лица. Девочка держит руку так, будто ковыряет в носу.

Один такой «шедевр» стоял в домашнем храме приюта благого Берне.

Приютским, как и всем малышам, рассказывали про Девятерых и читали «Завещание Драконов». И дети верили. Верили так же, как их сверстники в Гехте, и по всей земле Фимбульветер, а в канун праздника Нюсне, а то и просто так оставляли возле Дракона Рассвета записки с просьбами о подарках и рассказами о своих мечтах. Только вот дети, у которых были семьи, обежав утром по первому снегу вокруг дома, находили в золе очага жестяные колыбельки с загаданным, а живущие в приюте – никогда. Не исполнялись и другие их желания. Даже если очень-очень попросить.

Время шло. Повзрослевшие дети ругали обманщика Берне и смеялись над теми, кто еще верил ему. Особым шиком считалось прокрасться к статуе ночью и вымазать Дракона пеплом. За это полагалось наказание, но приютские власти ни разу не поймали ни одного шкодника, а испачканную скульптуру всегда отмывали малыши и малахольная замарашка Герда. Герда-Привидение, дочка рыжей бродяжки Флорансы, всеобщее посмешище. Это ж надо додуматься – жалеть идола! Дура она дура и есть.

Но Герда продолжала заботиться о каменном Берне. Сама изгой, она жалела тех, кого обижали. Пусть статуя не чувствует ничего, но ведь где-то есть живой Дракон, и ему неприятно.

Герда не боялась Девятерых и не стремилась заслужить награду. Она робко тянулась погладить кхарна, привозящего горючие кристаллы, обнимала большого пса добродушного пожилого каменщика, приходившего в приют починить развалившееся крыльцо, и Драконы для нее были сродни этим славным существам, а вовсе не могущественными владыками, правящими миром, но не принадлежащими ему. Потому она не удивилась и не испугалась, когда в поисках нового жилища пришла в заброшенный дом, где молодой лиловый Дракон, перебирающий когтями оставленные человеческие вещи, оглянулся на скрип открывающейся двери.

– Это был дом, который потом сгорел. Но мы с Баккеном уже не встречались там. Мы вообще очень давно не виделись. Старшие были бы недовольны, что он общается с людьми. Потому я раньше никому ничего не говорила.

«Это все, что я могу вам сказать». Короткое слово «могу» может с равным успехом означать «имею право», «имею возможность» и «имею желание». Ай да Герда, девочка из приюта, глазки невинные! Не солгала, но провела саму Хельгу Къоль.

Хотя правильно делала, что скрытничала. Что стало бы с этим миром, узнай люди, что Драконов на самом деле десять, и обычная девчонка запросто общается с одним из них? Больше радости или горя принесло бы это? И кому? За знание, доставшееся нам год назад, пришлось заплатить Торгриму Тильду, моему учителю.

– Герда, Герда, подожди. Старшие Драконы запретили Баккену подниматься в город?

– Нет! – она замотала головой, и блестящие темные волосы веером рассыпались по плечам. – Они бы наверное запретили, если бы он им сказал, но он не говорил. Просто Баккен рос, и старые ходы наверх стали для него слишком тесными.

Драконы не могут долго жить на поверхности, вдали от жаркого чрева земли. Холод лишает их сил. Очень давно, когда они поняли это, серый мастер Мед сузил пути, ведущие из подземелий, чтобы никто из Девятерых не мог подняться навстречу гибели.