– Я искала для Баккена новые ходы. Тот добрый старик в приюте, каменщик, рассказывал, что многие дома в Гехте имеют подвалы, а там дыры неизвестно куда. Его часто приглашали эти норы заделывать, но должны же были еще остаться.

Вот почему Герда так ловко проникла в подвал хессы Кёб. Вот почему была вечно в чем-по перемазана. С одежды грязь стряхивала, а что творится с лицом, без зеркала не видно. Вот почему метельщик Кори назвал мусор, разбрасываемый неуловимым пакостником, «подвальным».

– Герда! Хорошо, ты раскапывала эти дыры, но зачем мусор-то на улицу кидала?

– Ну не у дома же было оставлять… – потупилась моя радость.

Что тут скажешь? Да ничего. Люби ее, Ларс Къоль, такую, какая есть. А лучше все равно во всем Видимом мире не сыщется.

– Ты только не говори Хельге, – попросила Герда. – Я сама все расскажу. Как-нибудь потом.

О, Герда! Сбежав от кровожадной секты, которая почему-то очень интересуется тобой, находясь в храме Дракона, служители которого уничтожают или навечно забирают в свою цитадель все и всех, что может угрожать этому миру, дружившая с неизвестным никому десятым Драконом, за много стеде от родного города, как легко и уверенно говоришь ты «потом»!

– Вот и поговорили, а теперь спать, – Герда опавшим красным лепестком слетела с лежанки на пол. – Ложись нормально, я тебя укрою, а ты закрой глаза и спи. Эй, куда! Хотя бы камзол сними. Ах, тебе же с больной рукой неудобно. Сейчас помогу.

И лучшая из девушек решительно потянула мою руку из обшлага.

– Не надо, Герда, я сам.

– Сам будешь, когда без меня.

Не знаю, как Герда, а я остаток ночи не спал. Просто лежал, как уложила моя радость, глядел в потолок и до глупости счастливо улыбался. Задремал только на рассвете, зато и пробудился, когда солнце давно уже миновало зенит. Так, как здесь, не дрых даже дома.

Осторожно высунулся в коридор и увидел Герду, такую же заспанную и встрепанную, выглядывающую из своей комнаты.

– Ларс, а где здесь можно умыться?

Рукомойню мы не нашли, зато встретили Тария, бодро поспешающего куда-то через двор. Обе руки лекаря были заняты гроздьями склянок, пустых и наполненных чем-то непонятным. Остановившись и притоптывая на месте, как резвый скаковой кхарн, бородач просветил нас, где в обители находится рукомойня, трапезная и еще несколько полезных и интересных мест, куда мы можем сходить, «пока старый Орм не приперся».

В трапезной нас встретила дородная степенная кухарка. Странно было видеть белый фартук с рюшами и веселой вышивкой, повязанный поверх алой рясы служительницы Дода. Время обеда давно миновало, но владычица местной кухни спокойно, без ругани и недовольства спросила, что мы будем есть и предложила на выбор несколько блюд. Вся еда была вкусной, свежей и горячей. Похоже, в храме Дода не следили за временем, а просто подстраивали его под свои нужды.

После обеда Герда попыталась отыскать Ингрид, но, к сильному разочарованию моей радости, ведьма исчезла куда-то вместе с Эфтер.

Найденный Тарий на нас только руками замахал:

– Идите, идите, некогда! Погуляйте пока что. Рука болит? Нет? Ну и прекрасно.

Мы решили, пользуясь разрешением жреца, поглядеть на обитель Дода изнутри. О том, что нам, вполне вероятно, придется провести тут остаток жизни, я старался не думать.

Здесь есть гостевой дом. Значит ли это, что к грозному Доду можно просто прийти самому, по доброй воле, помолиться Багряному или побеседовать с его служителями, и вернуться домой, как из любого другого святилища? Узнаем после. Как любит говорить Оле Сван, беспокойся только о том, что можешь изменить, и в то время, когда тебе представится возможность действовать, а в остальное не порть настроение себе и людям.

Никто не препятствовал нам, и мы вышли за ворота обители, к океану. Постояли у самой кромки его, огромного, похожего на смятое серое покрывало, но при этом невероятно величественного, попытались разглядеть хоть что-нибудь у горизонта, подивились на никогда прежде не виденные волны, еле успели отскочить, когда коварная вода вздумала вдруг залить наши сапоги.

Изловчившись, я подставил волне ладони. Мы по очереди попробовали из пригоршни горько-соленую воду. Фу! Зачем этому миру столько невкусной воды?

Рассуждая об этом, вернулись в обитель.

Перед входом в храм возвышалась статуя Дода. Создавший ее скульптор высек Дракона Заката из глыбы красного гранита, столь прочного, что за все прошедшие столетия ни ветра, ни снег, ни морозы, ни талая вода не смогли нанести ни малейшего вреда до блеска отполированному камню. Дод опирался на щит с пустым гербовым полем. Был Дракон хорош. Мощный, грозный. И удивительно живой. В чем тут дело, я понял, когда зашел сбоку. Голова каменного Дода была чуть повернута и приподнята, будто Багряный смотрел в небо, но оглянулся на оклик. Троппер говорил, что Дракон Заката попал в подземелье последним. Слишком любил он небо, свободу полета. Дод, истребитель зла, защитник людей и их грозный судья. Принимающий под свое крыло уходящих и дающий им покой. Последний, кто боролся до конца и, возможно, так и не смирился с потерей этого мира. Знал ли об этом создавший статую скульптор?