— День добрый! Вы здесь работаете?

Старушка тщательно обтёрла лампадку и поставила ее на густо уставленную иконами полку.

Скрюченной, чуть дрожащей рукой взяла с полки кисточку, осторожно прошлась по ликам и только после этого нехотя, будто со скрипом, повернулась:

— Зачем же так, девушка, кричать? — неожиданно ласково спросила она.

Старушка оказалась вовсе не глухой, но уж точно подслеповатой.

— Мне шестьдесят, — невольно зардевшись, чуть убавила себе возраста Самоварова.

— А мне, дочка, девяносто пять.

Старушка была в темном, суконном, до пола платье, свободный верх и широкая складчатая юбка которого делали ее сухонькую фигурку шире, на голове была повязана цветастая синтетическая косынка.

— Еще раз здравствуйте, — почтительно наклонив голову повторила Варвара Сергеевна. — Я ищу захоронение моих предков. Сможете помочь?

— И как же я тебе, дочка, помогу? — выцветшие почти до прозрачности живые маленькие глазки глядели оценивающе, а бледно-русые усики над верхней губой будто шевелились от любопытства.

Лицо её было похоже на раритетную книгу — истонченное временем в чертах, желтоватое, испещренное сотней мелких морщинок-глав, образующих почти завершенное произведение. Это лицо словно рассказывало нелегкую и длинную историю, несомненно реальную, как и само это место, где покоились те, кто когда-то жил, любил и страдал по-настоящему, а в не навороченном сериале.

— Здесь есть книга учета? Или администрация кладбища находится в другом месте?

— Нет тут никакой администрации, только я.

Говорила старушка, едва заметно шепелявя.

— И что же, здесь без учета хоронят? Я видела свежие могилы.

— Почему без учета? Начальство все в городе, оно раз в полгода приезжает и учитывает, — ворчливо, но ласково пела старушка. — Километрах в двадцати, ближе к нашему ближайшему городку, есть новое кладбище, вот там и администрация. А здесь покоятся в основном те, чей род в деревне этой из покон веков жил. Деревня-то была в сто с лишним домов, а теперь человек пять от силы осталось, прочие — дачники. Местные сбёгли кто куда еще в девяностые. Самые совестливые родню навещали, некоторые стариков своих тут хоронят. Тут же бесплатно. А на новом кладбище за место плотить надо.

— Вас администрация назначила?

— Зятек мой покойный на новом кладбище в администрации работал. Хапуга, конечно, был и выпивал, но не жмот. И к семье всегда хорошо. Доча пережила его на пять лет, — обыденно уточнила она, а Варвара Сергеевна разглядела на ее переносице самую глубокую, казалось, въевшуюся в кость широкую, бледно-коричневую морщину.

— Так вас это… зять сюда определил?

— Дворником я числилась в деревне, кладбище-то это по документам давно закрыто. А теперь нет такой вакансии. Дачники скидываются, нанимают всяких на сезон.

— А кто же вам зарплату платит?

Старушка кивнула в сторону обшарпанного стола — на нём вразброс грудились дешевые иконы под слюдой, что обычно продают в церковных лавках, а те, которые подороже, без слюды и в окладах, старушка, как поняла Самоварова, протирала и выставляла на полку.

— Никто. Такие, как ты, придут, дай Бог, раз в месяц, копейку какую подкинут. Соседка с города иконки привозит, лампадки. Она там при храме в лавке работает. На благотворительность в ящик собирает, на часть этих денег и покупает сюда, не забывает. Кто просит — тому отдаю бесплатно, а меня благодарят. Все копеечка малая к пенсии. Бог, детка, все видит.

Бог никогда не оставит.

Варвара Сергеевна уж было хотела полезть в сумку за кошельком, но решила выждать и «подкинуть копеечку» чуть позже, чтобы не обидеть.

— Слышала, здесь по ночам собирается местная молодежь. Шумят, музыку слушают…

— Нету здесь давно молодежи, — с горькой усмешкой отвечала старушка. — Кто мелькает, тот не местный, из дачников. Но их тоже раз-два и обчелся. Раньше все по курортам, а теперь по домам.

— Так мне местный сказал. Я у него дорогу спрашивала.

— Краснолицый такой? Прихрамывал?

— Вроде да, чуть прихрамывал. С трудом шел.

— Так чудится ему. Ветер шумит, а ему чудится.

— Странно… Говорил уверенно, на сумасшедшего не похож. Скорее на пьяницу.

— На таблетках Валера наш, инвалид он… Сестренку у него здесь зарезали в начале девяностых. Нашли как раз у кладбища. Школьницей ещё была. Вот тогда здесь и собиралась всякая шваль по ночам. Бесы. Антихристы! — с непоколебимой уверенностью верующего человека чеканила слова старушка.