– Кто? – уточнил Злодей.

– Он всегда задавал кучу вопросов обо мне, о моей семье. Но он был такой добрый, я никогда и не думала… – У Клэр навернулись слёзы.

– Не понял, – влез Блэйд. – Ну, это другой мужик. Что тут такого-то?

– Это не всё, так? – настаивал Злодей, чувствуя, что вот-вот грянет гром.

– Д-да. – Клэр подобралась, вид у неё был загнанный. – Человек, который ко мне приходит, представляется выдуманным именем. Ну, в смысле понятно же, что Бархатец – это прозвище. Просто смешно. Но на днях он заявился пьяным и случайно проболтался. Когда ушёл, я проверила по документам, чтобы убедиться, что он не какой-нибудь уголовник, и нашла его.

В комнате повисла такая тишина, что упади с головы волосок, все услышали бы, как он приземляется на каменный пол.

– И… – Тристан не узнавал собственный голос, такой высокий, он и не думал, что это возможно.

– Я… Я… – Клэр смотрела на него, и было заметно, как она старается не трястись. – Честно, я не думала, что это важно!

– Клэр, говори уже! – сердито бросила Татьянна.

– Его зовут Гриффин Сэйдж, – наконец сказала та.

Сэйдж.

«Нет…»

Но у ног появился Кингсли с табличкой: «ОТЕЦ».

И вдруг его окатило волной. Волной ужаса.

Татьянна договорила за него:

– Это же… Боги, это же отец Эви.

Ребекка вдруг вскинула голову.

– Записная книжка! Где она? – Она встала и решительно направилась к столу Эви. Порылась в ящиках.

– Она всегда забирает её домой, – озадаченно ответила Татьянна.

Бекки схватила бутылочку чернил, едва не разбив.

– Мы с Эви… ну, трепались. Я, кажется, сказала что-то насчёт того, что она закупает некачественные принадлежности, а она похвасталась, что отец дарит ей особые чернила. Вот эти.

Чернила были ненатурального ярко-фиолетового цвета.

– Когда это было, Ребекка? – Злодей быстро подошёл, отобрал флакончик, передал Клэр.

– Где-то через неделю после того, как она устроилась, сэр.

– Тогда и был заказ на чернила, – подтвердила Клэр и вновь зажала себе рот, удивлённо глядя на них. Она перевернула бутылочку и кивнула со слезами на глазах: – Чернила крашеные. Сюда подмешали пару капель красных, чтобы выглядели фиолетовыми, но они синие, и магическая формула верная.

Бекки кивнула, не сводя серьёзного взгляда карих глаз с Тристана.

– Всё, что Эви записывала, видел её отец. Наши планы, убежища, даже как попасть в замок и выбраться из него незамеченным. Она вечно всё записывала.

– Отец провёл её, – безжизненно сказал Тристан, хотя в сердце проклюнулся росток надежды на то, что Эви в самом деле ничего не знала об отцовских делишках. – Он с самого начала знал, что она работает здесь, и воспользовался ею.

С момента знакомства с Эви Тристан чувствовал, как меняется, и может, даже в лучшую сторону. Но сейчас он не ощущал себя хорошим. Он хотел крушить.

– Давайте успокоимся, – предложила Клэр, касаясь его напряжённой руки. – Тристан, он её отец. Может, есть другое объяснение.

– Он подкинул бомбу мне в стол! – Тристан пытался говорить спокойно, но три последних слова прорычал. – Чуть не убил её… Он мог бы её убить!

А сейчас она была там, с ним.

Выругавшись, Злодей бросился к лестнице. Снаружи разразилась гроза. Он на миг остановился, вслушиваясь в гул ветра за окном.

– Кто-нибудь, проверьте, что ливень не из-за гивров, которые опять выбрались из клетки. Татьянна, ты со мной.

Он бросился к выходу, но Татьянна окликнула его:

– И что ты собираешься делать?

Злодей схватился за дверь, глубоко, болезненно вздохнул.

– Ещё не знаю. – Рванул створку и гневно вышел, хрипло шепча под нос: – Но знаю, кого надо пришить.

Эви замерла над пергаментом, глядя на слова. Но неважно, сколько раз она моргала, мамино имя никуда не девалось. Нура Сэйдж.

Дрожащими пальцами она взяла лист, смявшийся в руках. Чернила расплылись, разобрать можно было немногое, но те слова, которые она могла прочесть, убивали её.

«Прости меня. Прошу тебя. Я скучаю по ним».

Заметив имя Гидеона, она уронила лист, не в силах больше выносить это. Пергамент задел чернильницу, которая залила весь стол.

Тихо ругнувшись, Эви поправила обе опрокинутые ёмкости, с красными и с…

Синими?

– Эванджелина, что ты здесь делаешь? – От двери донёсся спокойный голос отца.

Она замерла, нависнув над столом с перепачканными пальцами. Её поймали на месте преступления, руки в чернилах, как в крови.

– Что это? – тихо прошептала Эви, поднимая письмо и почти опустевшую чернильницу.