Выселения из отдельных городов, однако, не прекращались. Древняя община Регенсбурга, пережившая большие тревоги еще при Фридрихе III, не могла успокоиться и при Максимилиане I. Торговая и ремесленная конкуренция и религиозный фанатизм соединились здесь, чтобы отравить евреям жизнь. Магистрат Регенсбурга, вдохновляемый христианскими купцами, ремесленниками и монахами, постоянно добивался изгнания евреев из города; но Максимилиан I, подобно своему отцу, не давал своей санкции на эту бесчеловечную меру. Магистрат и духовенство пробовали бойкотировать евреев, запретив продавать им хлеб и покупать у них что-либо, но и это не помогло. Евреи оставались в Регенсбурге, хотя и находились в положении овец среди волков. Только в год смерти Максимилиана юдофобская партия в Регенсбурге могла осуществить свое заветное желание. Она воспользовалась наступившим коротким междуцарствием и побудила магистрат принять решение об изгнании евреев из Регенсбурга (февр. 1519). Для формального узаконения этого насилия была устроена комедия народной демонстрации: толпа мещан собралась перед ратушей и кричала, что в разорении города повинны евреи, которые забрали в свои руки торговлю, в особенности вином и железом, и вывозят хлеб за границу. Городской совет, делая вид, что уступает требованию народа, объявил евреям, что они должны покинуть Регенсбург в течение пяти дней; этот срок был потом продлен еще на три дня. Выселенцам разрешалось взять с собой свои капиталы и движимое имущество; все денежные обязательства христианских должников были откуплены городом у евреев-заимодавцев за ничтожную сумму. Около 500 человек (по другому источнику — 800) оставили город Регенсбург и на лодках переехали на противоположный берег Дуная, во владения баварских герцогов. Перед уходом евреев христиане торопили их очистить синагогу — и едва только изгнанники успели вынуть оттуда священную утварь, в красивой каменной синагоге застучали ломы и топоры: благочестивые католики спешили разрушить «синагогу дьявола», чтобы соорудить на ее месте церковь. Наскоро была устроена часовня для освящения места, а позже там была воздвигнута большая церковь имени «Прекрасной Марии». Немецкие народные поэты того времени воспели это событие в радостных стихах. Особенно радовалось духовенство. Оно распускало слухи о чудесах, явленных Пресвятой Девой на месте иудейского нечестия, и в церковь потянулись больные, ищущие исцеления. Духовные отцы бойко торговали под фирмой Божьей Матери, способствуя оживлению города, лишившегося еврейской торговли.

Наиболее усердствовали по части выселения евреев муниципальные власти Эльзаса. Здесь в ряде городов подражали примеру столицы края, Страсбурга, откуда евреи давно были изгнаны с правом лишь временно приезжать по делам. В 1507 г. бургомистр и совет города Оберенгейма исходатайствовали у императора Максимилиана привилегию, освобождавшую город от обязанности «терпеть евреев» на своей территории. Такими же привилегиями запаслись и другие эльзасские города. Из этих городов евреи обыкновенно выселялись в окрестные селения и только в известные дни приезжали в ближайший город для базарного торга. Типична в этом отношении была судьба еврейской общины в городе Кольмаре. После долгих просьб магистрат здесь добился от Максимилиана привилегии на «нетерпимость» (1510), и еврейской общине Кольмара пришлось покинуть город и разместиться в окрестных деревнях. Почти ежедневно приходили выселенцы в город по своим торговым делам и для кредитных операций, так что цель бюргеров не была достигнута: еврейская конкуренция продолжалась. И впоследствии, при Карле V, кольмарскому муниципалитету приходилось бороться с этим «правом приезда» евреев, как прежде с их правом жительства.

При такой необеспеченности немецких евреев в элементарных правах, при полной зависимости их от произвола различных властей, должно было возникнуть специальное еврейское представительство, которое возможными тогда средствами отстаивало бы интересы гонимой нации перед властями. В начале XVI века особенно развивается деятельность еврейских ходатаев, «штадланим», обращающихся к императору то по делам отдельных общин, то от имени всего германского еврейства. Один такой генеральный «штадлан», эльзасец Иозель из Росгейма (Иосиф, Joselmann, Иозель) играл в течение полувека (1510-1554) важную роль в жизни немецких евреев. С ранней юности Иозель был свидетелем бедствий, пережитых его соплеменниками в Эльзасе. Правовая беззащитность евреев побудила этого человека, готовившегося к раввинскому званию, посвятить все свои силы делу отстаивания хотя бы мизерных прав своих гонимых братьев. Иозель начал свою общественную деятельность в качестве представителя эльзасских общин. С 1510 года он часто выступает в роли уполномоченного ходатая за евреев разных мест перед императором, сеймами, курфюрстами, магистратами. Мало-помалу деятельность его охватывает сферу интересов всех немецко-еврейских общин. Где только евреям грозит опасность изгнания, ограничения в правах или ложного обвинения, Иозель спешит на помощь; он является пред властями то с документами в руках — старинными грамотами и привилегиями императоров и князей, то с более вескими данными в виде денежных подношений. В 1515 г. он ходатайствовал за гонимых эльзасских евреев, а в следующем году, вероятно, сыграл некоторую роль в вышеупомянутом ходатайстве еврейского съезда в Вормсе перед Максимилианом об отклонении опасного проекта изгнания евреев из Германии. Особенно широко развернулась деятельность еврейского «штадлана» в следующее царствование Карла V, в эпоху реформации.

Непрерывные гонения на евреев еще не удовлетворяли немецких клерикалов и тех, которых в то время заклеймили кличкой «темных людей». Эти люди добивались преследования не только евреев, но и иудейства, еврейской религиозной письменности, распространение которой должно было усилиться после изобретения книгопечатания. Стечение обстоятельств повело к тому, что поход против иудаизма сделался одним из стимулов той знаменательной борьбы обскурантов с гуманистами, которая предшествовала Лютеровой реформации.

Еще в первые годы XVI века, в главной квартире немецких обскурантов, в гнезде доминиканцев, Кельне, решили открыть поход против еврейской письменности, которой тогда заинтересовались гуманисты. Вожди клерикалов, «судья по делам для еретиков» Гохштратен и теологи Арнольд фон Тонгерн и Ортуин Граций (герои «Темных людей» Ульриха фон Гуттена) надеялись таким путем, по испанскому примеру, ворваться в религиозную жизнь евреев и подготовить почву для массовых крещений. К услугам кельнских монахов явился крещеный еврей Иоанн Пфеферкорн из Моравии, человек с темным прошлым, бывший мясник, ушедший из еврейской общины после совершения уголовного преступления, кражи со взломом. Кельнские доминиканцы приютили этого бродягу с его семьей, дав ему место надзирателя в своем госпитале, и за это ренегат выдавал им «тайны Талмуда», которые они в 1507-1509 гг. опубликовали в ряде брошюр под его именем («Der Judenspiegel», «Die Judenbeichte», «Osternbuch», «Der Judenfeind»). В этих памфлетах предлагались следующие средства для устранения «еврейской опасности»: осудить на сожжение книги «богохульного Талмуда», обязать евреев слушать проповеди христианских миссионеров, запретить им заниматься выгодным промыслом ссуды денег в рост и оставить им только самые унизительные черные работы; если же все это не заставит их искать спасения в лоне церкви, то нужно изгнать их из страны, как это сделали во Франции, Англии и Испании. В это же время против евреев выступил другой выкрест, Виктор фон Карбен, «бывший раввин», который предпочел стать католическим священником. В своем сочинении «Opus aureum» (напечатано по-латыни и по-немецки в Кельне в 1508 и 1509 гг.) он обличал Талмуд, «который до рождения Христа был маленькой книжкой, а теперь имеет больший объем, чем две Библии». Фон Карбен тоже оправдывал самые жестокие репрессии против евреев вплоть до изгнания из немецких городов, но он уступал Пфеферкорну в умении претворить слово в дело путем непосредственного воздействия на власть имущих. При помощи своих покровителей, кельнских попов и монахов, Пфеферкорну удалось заинтересовать в своей агитации высокопоставленных особ, в том числе и сестру императора Максимилиана I, монахиню Кунигунду. Снабженный рекомендацией Кунигунды, Пфеферкорн лично отправился к императору, находившемуся тогда в Падуе по случаю итальянской экспедиции, и выхлопотал у него мандат на конфискацию, при содействии властей, всех еврейских книг и на уничтожение тех, в которых окажутся враждебные христианству выражения (август 1509).

Усердный ренегат немедленно приступил к исполнению своей миссии во Франкфурте-на-Майне. Он явился в синагогу в сопровождении католических священников и членов городского совета, которые прочли собравшимся евреям приказ императора и потребовали выдачи книг. Были забраны 168 из находившихся в синагоге книг, преимущественно молитвенники. Пфеферкорн готовился еще в ближайшие дни праздника Сукот произвести обыск в домах евреев, но здесь встретил решительный отпор. Франкфуртские евреи обратились к майнцскому архиепископу Уриелю фон Геммингену с жалобой на нарушение их давних привилегий, предоставляющих им свободу вероисповедания. Архиепископ заступился за обиженных и написал императору, что нельзя полагаться всецело в таком важном вопросе, как осуждение еврейских религиозных книг, на свидетельство темного выкреста, а необходимо передать дело надежному лицу. В то же время еврейские общины Франкфурта и Регенсбурга послали к императору в Италию своего уполномоченного, Натана Циона, с просьбой не доверять проходимцу Пфеферкорну и не допускать нарушения эдиктов о веротерпимости. Тогда Максимилиан поручил майнцскому архиепископу назначить комиссию из представителей университетов и приватных ученых; среди ученых экспертов были названы имена Гохштратена, фон Карбена и христианского гебраиста Рейхлина; Пфеферкорн был тоже причислен к составу совещания, хотя к учености не имел никакого отношения.

Все взоры обратились тогда на прославленного гуманиста Иоанна Рейхлина. Усвоив еврейский язык под руководством раввинов в Германии и Италии, Рейхлин с увлечением изучал текст Библии в подлиннике и еврейские комментарии к нему. В своем сочинении «О чудесном слове» («De verbo mirifico») он восхваляет «священный язык»; он пишет краткую грамматику этого языка и усердно ищет в каббале намеков на христианские догматы. Любитель еврейской письменности, Рейхлин, однако, вовсе не был другом еврейской религии; он тоже мечтал об обращении евреев, но «путем милости, а не тирании», и поэтому считал всякое гонение на еврейскую религию делом вредным и антихристианским. Ему претила низменная агитация Пфеферкорна, который напрасно старался привлечь Рейхлина на свою сторону. В ответ на поставленный экспертам вопрос Рейхлин написал в 1510 г. подробный отзыв под заглавием «Богоугодно ли, похвально ли и полезно ли для христианской веры жечь еврейские книги» («Ob es gottlich, loblich und dem christlichen Glauben nutzlich sei, die judischen Schriften zu verbrennen»). По его мнению, многие из произведений еврейской письменности весьма полезны для христиан, как, например, библейские комментарии Раши, Ибн-Эзры, Кимхи, Рамбана, могущие служить пособиями при изучении Священного Писания. Литературу каббалы следует даже поощрять, ибо в ней встречаются мысли, близкие к христианской догматике. Запретить молитвенные и богослужебные книги евреев — значило бы отменить их древние привилегии. Что же касается главного вопроса — о Талмуде, то Рейхлин откровенно заявляет, что он недостаточно знаком с талмудической письменностью, но что еще менее знают ее те, которые так развязно судят о ее вредности. Если бы в Талмуде и были антихристанские тенденции, его тоже не следовало бы жечь, ибо против идей нужно бороться идеями же, а не грубой силой. Если терпят в христианском государстве евреев, отрицающих Христа, то чем же книги хуже людей?

Одновременно с отзывом Рейхлина императору были посланы юдофобские отзывы Гохштратена и кельнских теологов, а также университетов Майнца и Эрфурта. Майнцские богословы договорились до того, что и подлинник Св. Писания искажен евреями и что в нем следует уничтожать все несогласное с латинским переводом, «Вульгатой». Получение противоречивых ответов поставило Максимилиана в затруднение. Пфеферкорн воспользовался колебанием императора, чтобы выманить у него мандат на дальнейшую конфискацию еврейских книг (1510). Он отобрал у франкфуртской общины еще полторы тысячи книг и предпринял такие же обыски в Вормсе. Вскоре, однако, император, по просьбе герцога Брауншвейгского, должника еврейских банкиров, велел возвратить евреям отобранные книги. Тогда гнев обскурантов обратился против защитника евреев, Рейхлина. Пфеферкорн вместе со своими кельнскими друзьями распускал слухи, что Рейхлин подкуплен евреями: «Рейхлин писал свой отзыв о еврействе золотыми чернилами». «Темные люди» выпустили под именем Пфеферкорна памфлет с боевым заглавием: «Ручное зеркало против евреев и их книг» («Handspiegel gegen die Juden und ihre Schriften», 1511), где была повторена клевета против «еврейского адвоката» Рейхлина и указано на недавний ритуальный процесс в Берлине как на доказательство того, что евреи оскверняют христианские сакраменты из ненависти к христианам. Пфеферкорн и его жена привезли кипу экземпляров этого пасквиля во Франкфурт, на ярмарку, и оттуда развозили свой товар по другим городам Германии.