Шрифт:
— Прошу, зови меня просто Михаэль, или Миха, или, как мои школьные друзья, Микки-Майк.
Мальчик посмотрел на него как на идиота, на что, как подумал Хартунг, имел полное право. Он предпринял вторую попытку сблизиться с внуком.
— У тебя уже есть подружка?
Мальчик покраснел, и Хартунг понял, что опять облажался.
В очередной раз Натали спасла его и подвела к Тане. Та без лишних слов сразу обняла Хартунга, ошарашив его.
— Ну как ты, герой? — прошептала Таня ему на ухо.
И Хартунг, будто вернувшись в прошлое, испытал то же чувство, что и тридцать шесть лет назад, когда впервые встретил ее в кабинете бригадира в свой первый день на угольном карьере. Этот голос, дерзкий взгляд с доброй усмешкой. Как и тогда, он растерялся и не смог сразу ответить, отчего Таня начала смеяться тем самым дребезжащим, грубым, несколько вульгарным смехом, вызывающим ассоциации со вселенским злом. Хартунг был потрясен. Это даже не дежавю, а воскрешение чувств.
Но, очевидно, не для Тани, которая отвернулась, чтобы салфеткой стереть остатки яичного желтка с уголка рта глупого Марко. А потом снова повернулась поговорить о погоде. Он почувствовал исходящий от нее запах табака, разглядел царапины на шее, чрезмерно накрашенные глаза, блеклые зрачки, которые не могли выдержать его взгляд. Она казалась усталой и печальной. Хартунг был сбит с толку. Почему еще пару минут назад он видел ее совсем другой?
В десять часов Натали повезла его обратно в гостиницу. Туман рассеялся, над ними простиралось чистое звездное небо. Они ехали молча в холоде ночи, оба погруженные в свои мысли.
— Что с твоей матерью? — спросил Хартунг, когда они выехали на главную улицу.
— Сам у нее спроси, — ответила Натали.
— Я бы хотел встретиться с тобой завтра, мне надо сказать тебе кое-что важное.
— По поводу мамы?
— Нет, о другом.
— У тебя проблемы?
— Завтра поговорим.
Натали испытующе посмотрела на него:
— Папа, ты ведь не болен?
— Нет, не волнуйся.
Они припарковались у гостиницы.
— Как тебе вечер, пап?
Хартунг ненадолго задумался.
— Знаешь, я иногда представляю, что было бы, если бы твоя мама не бросила меня. Какими бы мы стали.
— И какими?
— Сегодня я понял, что это меня больше не интересует. Мне гораздо важнее, какой стала ты.
— И какой же я стала?
— Замечательной, красивой, умной женщиной. Натали покраснела.
— Спасибо, — тихо сказала она. — У тебя есть чем позавтракать?
— Нет, но я что-нибудь найду, не волнуйся.
— Доброй ночи, пап.
— Доброй ночи.
Когда Натали уехала, Хартунг сел на скрипучую кровать и включил телевизор. Сейчас он бы с удовольствием выпил пива, но здесь не было минибара. По телевизору шел документальный фильм о нашествии волков в Бранденбурге и Саксонии. Жители запада, вероятно, опять будут говорить, что такое возможно только на востоке, подумал Хартунг. Нацисты и волки — вот это сочетание. В фильме показали овчарню под Гёрлицем, где два волка за одну ночь перегрызли целое стадо овец. «Бессмысленное убийство», — сказал овчар, как будто от волка можно было ожидать разумного по человеческим меркам поведения. Хартунг подумал об угольном карьере, который был где-то там, подумал о Тане и о печали в ее глазах.
В дверь постучали. Хартунг открыл и увидел перед собой крупного мужчину.
— Михаэль Хартунг? — спросил мужчина.
— Да, — ответил Хартунг.
В руке у мужчины что-то блеснуло, Хартунг почувствовал укол в живот, и тут же ладонь незнакомца закрыла ему рот. Гостиничный номер вдруг стал светлее. Хартунг хотел закричать, но не мог выдавить ни звука. Пол зашатался, комната поплыла, и стало темно.
Очнувшись, Хартунг обнаружил, что лежит на кровати, его рот заклеен, а руки связаны за спиной. Перед ним сидел мужчина и смотрел телевизор. Он улыбнулся, когда Хартунг открыл глаза.
— Ну как вздремнул?
Хартунг ответил бы, вот только рот был намертво заклеен.
— А теперь, дружочек, слушай меня внимательно! Один наш общий знакомый очень хочет, чтобы ты выступил с речью. Должно быть, это крайне важная речь. Понимаешь, о чем я?
Хартунг кивнул.
— Хорошо. Похоже, нашему знакомому ты очень нравишься, потому что иначе не досчитался бы уже как минимум одного пальца. Лично я думаю, что ты не заслужил такого хорошего отношения. К тому же отрубать пальцы мне очень нравится, особенно когда нож доходит до кости. И знаешь что? У меня отменный нож. Рубит кости, как куриные крылышки. Но, увы, наш знакомый сказал, что ты парень неглупый и предупреждения будет достаточно.
Хартунг снова кивнул. Он увидел, как мужчина заносит кулак, и почувствовал пронзительную боль в боку, от которой на несколько секунд перехватило дыхание.
— Это твоя почка — поболит пару дней, потому что разорвалась. Операция не потребуется, само срастется, просто боль будет адская. Я понятно объясняю?
Хартунг кивнул и почувствовал следующий удар, на этот раз в живот. От сильной боли он выгнулся, в глазах резко потемнело. Когда он очнулся во второй раз, во рту был привкус крови, а в животе горело так, будто в него воткнули нож.