Граф не мог оторвать взгляда от портрета. В его памяти, как живые, всплывали картины того бала, где он впервые увидел эту девушку. Зал, наполненный звуками вальса, блеск хрустальных люстр, шелест шелковых платьев… И она, словно парящая в этом вихре света и музыки.

Он помнил, как робко пригласил ее на танец. Ее рука в его руке казалась невесомой, а прикосновение ее платья — нежным, как лепесток розы. Они кружились в вальсе, и он забыл обо всем на свете. Остались только ее сияющие глаза, ее очаровательная улыбка, ее легкий, пьянящий аромат.

Она смеялась, заразительно и звонко, и ее смех, казалось, наполнял зал солнечным светом. Он пытался сказать ей что-то умное, остроумное, но слова путались, и он только молча смотрел на нее, очарованный ее красотой и непосредственностью.

В тот вечер он понял, что пропал. Его сердце, до сего момента хранившее хладнокровное спокойствие, было пленено этой девушкой. Он был готов отдать все на свете, чтобы снова увидеть ее улыбку, снова услышать ее смех, снова ощутить прикосновение ее руки.

Огонь в камине начал угасать, но граф не замечал этого. Он все еще сидел в кресле, погруженный в свои воспоминания, а на его губах играла та же легкая, мечтательная улыбка, что и на губах девушки с портрета. Он знал, что сделает все возможное, чтобы встретиться с ней снова.

— Герцогиня Иоганна фон Айзенберг! — торжественно объявил дворецкий.

Взгляд графа устремился к двери, из которой медленно вышла женщина. Глядя на нее, было трудно поверить, что перед ним та самая красавица, чей портрет украшал многие галереи и чью руку когда-то искали самые знатные дворяне Европы.

Это был поразительный контраст. Длинное путешествие и недели, проведенные в заточении, наложили свой тяжелый отпечаток на ее облик. Лицо было изможденным, с резко обозначившимися скулами и темными кругами под глазами. Болезненная бледность ее кожи резко контрастировала с темными, почти черными волосами, которые выбились из небрежной прически и беспорядочно падали на плечи. Простое, почти монашеское платье из грубой серой ткани скрывало ее фигуру, а в ее потухших глазах читалась невыразимая печаль и усталость. Она двигалась медленно, словно каждое движение давалось ей с трудом, и ее хрупкая фигура казалась еще более беззащитной на фоне роскоши комнаты.

Однако, несмотря на внешние изменения, в ее осанке все еще угадывалось врожденное благородство и непоколебимая сила духа. Она держала голову высоко, а в ее взгляде, несмотря на всю печаль, проглядывали искры несломленной гордости.

Граф Каменский не мог оторвать от нее глаз. Годы разлуки и страданий не смогли погасить пламя любви, которое горело в его сердце. Он смотрел на эту измученную, ослабевшую женщину точно таким же взглядом, как когда-то смотрел на юную, сияющую красотой девушку на портрете. Ведь это была она — Иоганна, любовь всей его жизни. И в этот момент он понял, что для него не важны ни внешний блеск, ни роскошные наряды. Его любовь была сильнее времени и обстоятельств, она прошла испытание годами разлуки и теперь горела еще ярче. Он знал, что сделает все, чтобы вернуть ей украденное счастье и снова увидеть сияние в ее прекрасных глазах.

Увидев Каменского, Иоганна на мгновение застыла, словно пораженная громом. Пока жуткий экипаж вез ее в Париж, она бесконечно перебирала в памяти имена всех знакомых, пытаясь угадать, кто же этот таинственный благодетель, взявший на себя смелость бросить вызов самому герцогу Айзенбергу. Имена кружились в ее голове в безумном вальсе предположений, но имя Каменского даже не мелькнуло в этом пёстром танце догадок.

Их встреча на балу была мимолетной, как вспышка фейерверка. Он, высокий и грузный, словно русский медведь, казался чужеродным элементом среди изящных и утонченных европейских аристократов. Да, слухи о его несметном богатстве ходили уже тогда, но Иоганну они мало интересовали. Когда он, немного неуклюже, но искренне, сделал ей предложение, она лишь вежливо улыбнулась, представив себя рядом с ним в далекой, холодной России.

Бескрайние, заснеженные просторы… Медведи, гуляющие по улицам Петербурга… Варварская отсталость… Эти картины, нарисованные ее воображением, вызывали лишь ужас и отвращение. Ей, привыкшей к блеску и роскоши европейских балов, к легкости и изяществу светских развлечений, такая жизнь казалась невыносимой. Поэтому, недолго раздумывая, она приняла предложение герцога Айзенберга — холодного, расчетливого, но принадлежащего к ее миру, миру празднеств, интриг и бесконечного кружения в вихре светской жизни.

И вот теперь, видя перед собой Каменского, она испытывала смесь недоумения, растерянности и… легкого раздражения. Что он здесь делает? Какие у него могут быть дела к ней, герцогине Айзенберг? Этот вопрос пульсировал в ее голове, заглушая все остальные мысли. Иоганна постаралась принять безразличный вид, но в глубине души уже закипало предчувствие чего-то необычного, возможно, даже рокового…

Каменский вскочил с кресла, опрокинув бокал с бордовым вином. Тёмная жидкость расплылась по светлому ковру, словно зловещее предвидение. Но граф, казалось, не заметил этого. Всё его внимание было приковано к женщине, стоящей на пороге.