— Посетитель? — Он мог бы… Нет. Дом бы не приехал раньше срока.

Или мог бы? Может, встреча со мной делает его чуть более спонтанным.

— Да. Извини, у меня много звонков.

На том конце раздаётся гудок отбоя, но я уже сама кладу трубку и резко встаю из-за стола.

Он взял неделю отпуска? Мне повезёт провести с ним ещё семь дней?

Я уже устала от расстояния между нами, но пока не нашла решения. Мысль о возвращении в Филадельфию вызывает у меня нервную сыпь. Там мой токсичный дом, и целая череда воспоминаний о Джоше в больничной койке.

Что это говорит обо мне, если я не могу переехать туда даже ради Дома?

Но как я могу попросить его переехать сюда? Бросить работу. Оставить семью. Дом.

Это всё слишком рано. Ты торопишься.

Я стала увереннее в нас, но мы вместе недостаточно долго, чтобы поднимать этот вопрос. Пока нет.

Стараясь не выглядеть так, будто бегу, я направляюсь через офис Редфорд Тим к стойке регистрации, выискивая знакомую тёмную шевелюру и выразительные глаза.

Но, дойдя до приёмной, я резко останавливаюсь, натыкаясь на знакомую фигуру, которая совершенно не та, кого я ожидала увидеть.

— Сюрприз! — радостно чирикает Сесилия Сандерсон, убирая телефон в сумку.

— Что за… — Я морщусь, и улыбка матери становится натянутой.

— Это что, способ, которым ты встречаешь свою мать?

Я не удостаиваю её ответом, потому что, честно говоря, не знаю, как правильно поприветствовать женщину, с которой не разговаривала больше года. Я всерьёз заблокировала её номер. И бабушкин тоже. Не то чтобы я ожидала, что Флоренс попытается связаться со мной, но на всякий случай.

— Что ты здесь делаешь?

Быстрый взгляд в сторону показывает, что Тоби, который только что был по уши в звонках, теперь наблюдает за нами с любопытством.

— Прошло столько времени…

— Давай пообедаем, — перебиваю я. Чем бы ни была эта неожиданная встреча, мне не нужна сцена в офисе. Здесь меня считают надёжной, уравновешенной сотрудницей. Если кто-то и способен разрушить мою репутацию, так это моя мать.

Она широко улыбается.

— Я бы с удовольствием.

В её словах звучит искренность, и это сбивает меня с толку, пока я поспешно возвращаюсь к столу за сумкой.

Сесилия действительно хочет просто поесть со мной? Пообщаться?

Может, так же, как я научилась отпускать старые обиды после смерти Джоша, она тоже изменила свой взгляд на жизнь.

Не надейся на слишком многое.

Но, может, я всё же могу надеяться хоть на что-то.

На улице осенний холод, когда мы проходим квартал до модного веганского ресторана, который наверняка придётся ей по вкусу. Я буду молча страдать из-за отсутствия сыра.

Прохлада напоминает мне о Северной Дакоте и о том, сколько слоёв одежды я собираюсь взять с собой.

Но я ведь ещё могу полагаться на Дома. И на его тело, которое согреет меня. Мысль об этом почти заставляет меня улыбнуться.

Мы садимся, и Сесилия тут же начинает говорить:

— Думаю, мы обе можем признать, что я дала тебе достаточно времени, чтобы твоя истерика прошла. Пора уже начать думать не только о себе. Ты не единственная потеряла Джоша.

Она встряхивает салфетку и аккуратно кладёт её себе на колени, пока я сижу, разинув рот, будто меня только что ударили по лицу.

— Я… я это знаю, — заикаюсь я. Хотя, если быть честной, на похоронах я действительно была сосредоточена только на себе. Но с тех пор я осознала, что не одна скорблю о брате. Дом приходит в голову первым.

— Хорошо, — она одаряет меня сладкой улыбкой, которая кажется неестественной. — Я с нетерпением жду, когда смогу прочитать письма, которые он тебе оставил.

Я отшатываюсь так резко, что мой стул чуть не падает назад. Кажется, я даже пугаю официантку. Пока слова Сесилии оседают у меня в мозгу, она беззаботно делает заказ за нас, что мне, впрочем, без разницы, потому что в данный момент мысль о еде не укладывается у меня в голове.

— Что ты имеешь в виду — ты ждёшь, когда прочитаешь его письма? Мои письма? — Я ведь даже ещё не все их прочитала.

Она шумно выдыхает и одаривает меня разочарованным взглядом.

— Ну же, Мэдди. Я скучаю по своему сыну. Я имею право знать, что он написал.

Я уже качаю головой.

— Эти письма — не для тебя.

Во мне загорается ярость, и я наклоняюсь вперёд, сверля её взглядом.

— Ты собираешься показать мне письмо, которое он оставил тебе?

В её идеальном материнском образе впервые появляется трещина. Дискомфорт. Она прочищает горло и разглаживает рукой льняную блузу.