Так мы познакомились с Алехандрой, богиней воспитания детей. Ей было около шестидесяти, у нее было трое собственных взрослых детей, и она была заинтересована в том, чтобы брать дополнительные часы, чтобы помочь оплатить обучение в колледже своей дочери.

Алехандра прекрасно справлялась с самого первого дня. Она была доброй и знающей, а также без стеснения зачитала мне «Закон о безопасности», когда я оставил Розали на пеленальном столике, чтобы взять подгузник в другом конце комнаты. Через несколько недель Святая Алехандра перевела мою девочку на дневной режим, благодаря чему она начала спать по шесть часов ночью. Это была самая замечательная вещь, которая когда-либо случалась со мной. Вскоре после этого Алехандра начала готовить мне еду, которая не состояла из кофе и еды на вынос. Каждую пятницу она даже оставляла в морозилке несколько порций на выходные, когда ее не будет дома. Розали была малышкой, но я мог сказать, что она тоже любила Алехандру. И я начинал понимать, что не смогу жить без нее. Двадцати часов в неделю, которые она работала на меня, было просто недостаточно. Это делало меня ужасным человеком. Но когда Розали исполнилось шесть месяцев, я предложил Алехандре должность на полный рабочий день, зарплату, которая втрое превышала ту, что платила ей доктор, и включил медицинское обслуживание, пенсионный план и оплату обучения дочери в колледже. Через несколько месяцев, когда я, наконец, решился и купил дом в Лири, штат Нью-Джерси, в двух милях от дома Йена, Алехандра также получила частный гостевой дом с оплаченными коммунальными услугами и Lexus, чтобы ездить туда и обратно, чтобы видеться с детьми.

Осознание того, что мой ребенок в надежных руках, стоило каждого гребаного пенни. С тех пор все стало проще. Розали росла, и я, как отец, рос вместе с ней. В мгновение ока она превратилась из маленького, беспомощного ребенка в ходячее и говорящее торнадо. Клянусь, я купил все существующие детские ворота, чтобы не дать ей пробраться в ванную комнату и поиграть в унитазе.

И вот спустя год, когда пришло время приучать Розали к горшку, я не смог заставить ее это сделать. Даже у Алехандры не нашлось волшебного решения для тех трех месяцев, наполненных случайными лужицами мочи, которые мы обнаруживали по всему дому, когда ходили босиком.

Если моей малышке не хватало контроля над мочевым пузырем, то в других областях она преуспела. Розали была умна, любила животных, если только они были с мехом, и могла выпутаться из неприятностей с помощью хорошо продуманных аргументов, которые могли бы опозорить нескольких адвокатов, которых я знал. Она была дерзкой и милой, любила обниматься и плакала так, будто конец света, когда ей нужно было делать уколы у врача. (Не у того врача, у которой мы украли Алехандру. После этого нас сразу же попросили покинуть ее кабинет. Но все равно… оно того стоило).

Йен был прав, когда мы были в больнице. Мое прошлое не определяло мою способность любить другого человека. Да, моя жизнь была адом, в ней было больше боли и хаоса, чем другие видят. Но полюбить Розали Хант было самым легким делом в моей жизни.

Забавно, как устроена жизнь. Я провел двадцать девять лет, не испытывая ни малейшего желания стать отцом. Но с появлением Розали я не мог смотреть на нее, не думая о том, сколько невероятных, меняющих жизнь вещей я мог бы пропустить.

И ее смех, когда она сидела напротив меня, одетая в бальное платье и хихикала над глупой историей, которую я придумал, чтобы избавиться от неприятностей из-за работы в ее день рождения, был на самом верху этого списка.

Потянувшись в карман, я достал маленькую черную коробочку и протянул ей.

— С днем рождения, Розали! — она завизжала, бросаясь за коробкой.

— Это хорек? О, папочка, пожалуйста, пусть это будет хорек.

Она называла меня папочкой. И да. Мне это нравилось.

В первый раз она лепетала «баба».

Я сразу понял, что попал в беду.

Когда она впервые назвала меня папой.

Я чуть не упал на колени.

А когда она впервые сказала «Я люблю тебя, папа», я застыл на месте, моя грудь сжалась так сильно, что я подумал, что у меня, скорее всего, случится сердечный приступ. Убедившись, что скорую вызывать не нужно, я тут же отправился в ванную, залез под душ и наедине с собой сдерживал гребаные мужские слезы. Ну, до тех пор, пока она не пришла за мной, не откинула занавеску в душе и не спросила, почему у нее нет пениса.

После этого я стал запирать дверь в ванную.

Я перевел взгляд с нее на коробку, а потом снова на нее.

— Как ты думаешь, какого размера хорьки?

— Я не знаю.

— Вот поэтому у тебя его не может быть.

Ее рот приоткрылся, а выражение лица было более зрелым, чем то, на которое способен любой четырехлетний ребенок.

— Ты знаешь правило. Никаких домашних животных, пока ты не станешь достаточно взрослой, чтобы самой о них заботиться… и я имею в виду в твоей собственной квартире, когда ты будешь достаточно взрослой, чтобы переехать.

— Это нечестно!

— Я знаю. Твой отец хуже всех.

Она сердито посмотрела.

Я улыбнулся и откусил кусочек кекса.

Пока я жевал, она открыла коробку и, как подобает Розали, испустила драматический вздох.

Ей понравилось. Я знал, что оно ей понравится, как только забрал его у ювелира.

Розали была такой же девчонкой, как и все. Она обожала платья, сумочки, лак для ногтей и всевозможные блески для губ. Но больше всего на свете она любила украшения. Уши у нее еще не были проколоты, но у этого ребенка был полный набор зажимов, браслетов и ожерелий. Все это была дешевая бижутерия, которую она выбирала сама.

Но на этот раз это было настоящее украшение.

— Это ожерелье! — воскликнула она, как будто это не я сделал ей подарок.

Я встал со стула и обошел стол.

— Помнишь, я рассказывал тебе, что назвал тебя в честь бабушки Розали, потому что она была моей мамой и очень важна для меня?

Она с готовностью кивнула.

— Так вот, я хотел, чтобы у тебя было не только ее имя.

Она снова вздохнула.

— Это ожерелье бабушки Розали?

Мое нутро сжалось, и я стиснул зубы, отводя взгляд, чтобы скрыть свой гнев.