Мрруууу.

Я морщу нос. Отламываю кусочек и кладу его на столешницу рядом с котом.

– Приятного аппетита.

Зажав остаток печенья между зубами, я, одетая только в трусики и топ, подхожу к оттоманке и плюхаюсь на нее. Это предмет мебели цвета настоящей рвоты - неприятного оттенка оранжевого, который никогда не вписывался в цветовую гамму, - но это было воспоминание из детства, а мама собиралась отправить ее в мусорный контейнер.

Я увезла ее с собой, нуждаясь в чем-то привычном. Напоминании о доме.

Мой взгляд скользит к дальней стене и останавливается на десятигаллонном террариуме, в котором живет мой домашний тарантул, Фестус МакГаррити IV. Я поднимаюсь с подушки, чтобы проверить его, заглядываю внутрь стеклянного вольера и любуюсь миниатюрным миром внутри. Растения, камни и ветки аккуратно расставлены, имитируя естественную среду обитания паука. Он ползает по дну, лампа обеспечивает мягкое тепло. Затем я возвращаюсь к дивану и опускаюсь на него, закрывая глаза и запихивая в рот остатки поп-тарта. Он застревает у меня в горле, как комок жевательной резинки.

Теперь это моя жизнь - непонятно откуда взявшиеся кошки, черствые пирожные, стриптиз и посттравматический синдром.

Засовывая руку между подушками в поисках пульта от телевизора, я слышу какие-то звуки из соседней квартиры. Голоса. Разговор доносится сквозь стену, отделяющую меня от одного из соседей. Я различаю низкий хриплый тон в сочетании с женским мучительным кашлем, но не могу разобрать ни слова.

Я стараюсь не обращать внимания на приглушенный диалог по ту сторону стены, потому что он напоминает мне о другой стене - белой, исцарапанной моими ногтями и залитой моими слезами, слишком прочной, чтобы сломать ее хрупкими кулаками, книгами или кружевными ночными рубашками.

Однажды я попыталась оторвать со стены фарфоровую раковину, но моих сил оказалось явно недостаточно, и она не сдвинулась с места. Иногда мне снилось, как я отрываю ее, швыряю в стерильный барьер и проделываю достаточно большую дыру, чтобы пролезть.

Это не привело бы к свободе… но я оказалась бы рядом с ним.

И это похоже на одно и то же.

Что-то трепещет у меня в груди, когда голоса становятся громче.

Мне всегда кажется, что я слышу, как он шепчет мне на ухо. Он тень, призрак - безликий образ, ставший осязаемым благодаря моей собственной вине и горю.

Я теряюсь в его последних словах, в тембре его голоса. Я представляю себе карие глаза, которые мне так и не удалось увидеть. Он часто преследует меня в моменты покоя, когда я размышляю о моей новой реальности, столь отличной от той, которую я себе представляла, мечтая выбраться из моей тюрьмы.

Не думаю, что он гордился бы мной.

Уверена, он был бы ужасно разочарован.

Я мысленно возвращаюсь к прошлой неделе, вспоминая мужчину, наблюдавшего за моим выступлением. Он курил и не сводил с меня глаз. Темные волосы, темные глаза. Молчаливый и неуловимый.

С тех пор я его не видела.

Той ночью, лежа в постели с маленьким голубым медиатором в руке, я думала, мог ли это быть он - Айзек. Мои инстинкты отозвались холодными мурашками на шее.

Но я выкинула эту мысль из головы.

Это было неправдоподобно.

Мой Айзек никогда бы не исчез на целый год, чтобы потом найти меня и ничего не сказать.

Мой Айзек никогда бы не позволил мне поверить в его смерть после всего, что мы пережили вместе.

Мой Айзек не поступил бы так жестоко.

В мире миллионы темноволосых, привлекательных мужчин. Я видела их, я рассматривала их. И всегда жестоко ошибалась.

Чем скорее я смирюсь с его потерей, тем скорее перестану оглядываться через плечо, перестану видеть его на людных улицах, перестану удивляться, тосковать и задавать вопросы каждому незнакомцу.

Его больше нет, Эверли.

Я пытаюсь стряхнуть с себя побежавшие по коже мурашки и тянусь к мобильному телефону, когда звук уведомления эхом разносится по моей необычной квартире. Мой взгляд останавливается на новом текстовом сообщении, и я вздрагиваю. Все внутри меня съеживается, как быстро увядающие цветы, их оттенки становятся серыми.

Я моргаю, узнав имя, и задерживаю дыхание.

Эллисон: Я так по тебе скучаю. Пожалуйста, вернись домой.

Откинувшись на спинку дивана, я перечитываю сообщение полдюжины раз, борясь со слезами.

Иконка Эллисон сияет передо мной, на ней изображены мы двое - с улыбками от уха до уха, щеки прижаты друг к другу, руки переплетены. У меня так и не хватило духу убрать ее. Воспоминания о том давнем дне в парке развлечений проносятся в моей голове, как ураган солнечного смеха, музыки и нерушимой дружбы.