Шрифт:
Или мне так казалось.
Я просматриваю еще несколько пропущенных сообщений, несколько от мамы с ее ежедневными мудрыми советами. Она - мое человеческое печенье с предсказаниями.
Мама: Мы должны отпустить жизнь, которую мы планировали, и жить той, которая нам дана.
Мама: Когда жизнь дарит тебе лимоны, приготовь текилу. Или три.
Мама: Не бывает плохих дней. Есть только усвоенные уроки.
Улыбка появляется на моих губах, когда я отправляю в ответ несколько сердечек.
Я продолжаю прокручивать сообщения и натыкаюсь на еще одно, отправленное вчера около девяти вечера.
Я замираю.
В горле встает комок.
Джаспер: Мы можем поговорить? Пожалуйста. Это важно.
Он никогда раньше не писал мне таких сообщений.
Как правило, это всегда была длинная череда извинений и исполненных чувства вины просьб о прощении. Каждое сообщение я игнорировала, каждое слово выкидывала из головы. Нет смысла поддерживать отношения - мы развелись, и он с Эллисон. Я забрала деньги, доставшиеся мне при разводе, переехала почти за четыреста миль и собрала осколки своей разбитой жизни, стремясь начать все сначала.
Мне больше нет места в их мире.
Мой большой палец зависает над клавиатурой, пока я обдумываю свой следующий шаг. Любопытство терзает меня. Нерешительность завязывается колючим узлом в груди.
Мы можем поговорить?
Пожалуйста.
Это важно.
Закрыв глаза, я выключаю экран и бросаю телефон рядом с собой. Я достаю плед и сворачиваюсь калачиком на двухместном диване, позволяя усталости одолеть меня и надеясь, что сладкие сны не заставят себя ждать.
Самое важное сейчас - пережить еще один день.
Проснувшись три часа спустя, сонная и голодная, я заглядываю на кухню в поисках своего нового пушистого компаньона.
Но его там нет.
Мистер Бинкерс исчез.
ГЛАВА 39
Моя уверенность в себе возросла, но я задаюсь вопросом, смогу ли я когда-нибудь исцелиться полностью. Во время выступлений я надеваю парики, боясь, что кто-то из моих похитителей прячется в толпе и планирует схватить меня, как только я войду в свою темную квартиру.
Но я не могу прятаться вечно.
В этом и есть вся суть.
– Пенни за твои мысли, - говорит Куини, проглатывая свой лимонный шот и ставя стопку на стойку бара.
Я потираю губы друг о друга.
– Надеюсь, у тебя много пенни.
– Полно. Обменяю на хорошие мысли.
Я улыбаюсь.
– Когда-нибудь становится легче? Ты нервничала, когда только начинала?
– О, дорогая, я занимаюсь этим уже очень давно. Я почти не помню те первые несколько недель.
– Да.
– Я киваю и смотрю на свои подрагивающие колени.
– Я не могу представить, что ты когда-нибудь волновалась. Ты всегда была уверена в том, кто ты есть.
– Как и ты. Та девушка, которую, как ты думаешь, ты где-то потеряла, та, которая была дерзкой и смелой… она все еще там.
– Она уверенно прижимает руку к моему колену, успокаивая дрожь.
– Ты никогда не теряла ее, ангелочек. Она просто сбилась с пути.
Я смотрю на нее, мои глаза затуманиваются.
– Ты думаешь, люди никогда не меняются?
– Не меняются?
– Откинувшись назад, она опирается локтем о спинку стула и наклоняет голову.
– Я думаю, что одни люди растут, другие регрессируют. Когда растут, они становятся лучшей версией того, кем они уже являются. А когда регрессируют, это значит, что они слишком напуганы, чтобы расти.
– Она пожимает плечами, поджав губы.
– Так что нет, я не думаю, что люди действительно меняются. Не в своей основе. Не в своей сущности.
Иногда Куини так напоминает мне мою мать.
Это милая фамильярность, которая заставляет меня улыбаться сквозь душевную боль.
– Спасибо, - бормочу я, вертя полупустой бокал между пальцами.
– Ты всегда знаешь, что сказать в нужный момент.
– Я в этом не уверена.
– Она смеется.
– Я просто говорю то, что хочу и когда хочу. Слушатель сам должен извлечь из этого то, что ему нужно.
Я проглатываю остатки своего «Олд Фэшн», морщась, когда он обжигает горло. Достаю вишенку со дна бокала и обвожу взглядом переполненный бар, оценивая свою аудиторию на этот вечер. Я узнаю несколько лиц. Один мужчина бросает на меня похотливый взгляд, проводя языком по губам, что заставляет меня откинуться на спинку стула и поправить свой длинный каштановый парик.