Разумеется, спорадический огонь время от времени возникал между французскими войсками и полком Листа, что привело к гибели двадцати двух человек в 16-м полку за два с половиной месяца. И всё же в сравнении с Вими и Третьим Ипром жизнь была вполне терпимой. В Эльзасе не ожидали никаких сражений, и пока 16-й полк был здесь, в нем едва ли происходили какие-либо случаи дезертирования, в отличие от периода перед 3-им Ипром. Их новая позиция, окружённая фруктовыми садами, была настолько тихой, что приходилось напоминать солдатам не забывать своё оружие, когда они направлялись в окопы. Это там Юстин Фляйшман, 18-летний еврейский призывник из Мюнхена, недавно окончивший среднюю школу, поступил в полк Гитлера. Обманчиво тихая обстановка в Эльзасе позволяла ему всё ещё смотреть на войну как на приключение для выросших мальчиков. Это было совершенно обычным делом среди молодых людей из образованного среднего класса, которые учились в средних школах и университетах Германии времён кайзера Вильгельма II. Их социальный опыт помогал им сочетать оборонительный патриотизм, военные мужские ценности и глубокое чувство долга и чести. Результирующая ментальность объясняет очень высокую степень участия студентов университетов и выпускников средних школ в Первой мировой войне в вооружённых силах всех воюющих наций.

Как написал в своём дневнике Фляйшман, у которого два брата также служили на войне (см. фото 14), его служба в полку Листа началась с "лёгкой прогулки" до своего батальона. Вот его запись от 7 августа: "Украл яблоки. Опробовал револьвер". Следующий день он провел "занимаясь чтением, писанием и т.п.", а 11 августа он обнаружил "прекрасные сады, сливы и мирабель". 13 августа у него были "весёлые учения до 6 часов". Спустя пять дней он явно был совершенно счастлив тем, что "бросил 2 боевые гранаты" в тот день. 29 августа он наслаждался "хорошей жизнью у ручья Обершпек. Большие сады. Печёные яблоки и наслаждался грушами". Первый день сентября принёс ещё больше радостей: "охотился с револьвером на крыс и мышей". А событием 15 сентября было то, что он "увидел через свой бинокль: французские мирные жители за работой и т.п. Кроме этого, новостей нет". А во многих ежедневных дневниковых записях было: "Ничего заслуживающего внимания". Самую большую трудность для Фляйшмана в Эльзасе представлял его тяжёлый багаж: "9:30 вечера – ужасно устал от марша на передовые позиции с полной выкладкой".

Нет указания на то, что его принадлежность к еврейской нации беспокоила кого-либо из его товарищей в полку Гитлера. Так же, как и сотни писем, полученных директором Райхенхаймишес Вайзенхаус в Берлине от солдат-евреев на фронте, военный дневник Юстина Фляйшмана не содержит записей о каком-либо антисемитизме или даже трениях с его товарищами солдатами. На самом деле, единственное явное упоминание о своей принадлежности к иудейской вере – это рассказ о еврейских праздничных днях. 17 сентября на Рош Хашана он записал в своём дневнике: "Новый Год". Спустя неделю он и Юлиус Мендль, его товарищ, еврейский солдат из 7-й роты, получили двухдневный отпуск для празднования Йом Кипур: "В увольнении в Мюльхаузен для Йом Кипур. Прошли с Мендлем в Брюннштадт, оттуда сели на трамвай в Мюльхаузен. Искали синагогу … Нашли жильё в "У золотого ягнёнка" … Сходили на ужин в Траубенгассе: картофельный суп, картофельное пюре, 2 порции говядины с соусом, разные овощи. Компот. В 9 часов синагога".

Обманчивая тишина в новом секторе и впоследствии в Пикардии – самой восточной части парижского бассейна, где стоял затем полк Листа, равно как и относительно спокойная жизнь за линией фронта, похоже, завлекли Гитлера к преувеличению сверх всякой меры того, насколько сильны всё ещё были его полк и другие германские части на Западном фронте. Это облегчило для Гитлера впоследствии возложение всей вины за поражение Германии в 1918 году на коммунистов, социалистов, демократов, евреев, миллионы бастовавших рабочих и всякого рода "предателей" в тылу. Как будет снова и снова говорить Гитлер своим слушателям после войны, все они нанесли армии Германии на грани победы удар кинжалом в спину. Гитлер не видел или не хотел видеть плачевного состояния своего полка. В действительности, если бы 16-й полк был развёрнут на более серьёзном участке фронта, то даже для Гитлера совершенно невозможно было бы не осознать того, что к зиме 1917-1918 гг. его полк был в отчаянном положении. В этом смысле миф об "ударе кинжалом в спину" – столь популярный среди политических правых в Веймарской Германии – имеет своё происхождение для Гитлера не только в последующих событиях, но также и в обманчивых условиях конца 1917 и начала 1918 годов.

Тем временем для офицеров полка Листа было большим вопросом – поможет ли восстановить боевой дух служба на земле Германии и обеспечит ли это то, что полк будет продолжать действовать и не развалится.

Здоровье людей в полку было восстановлено в Эльзасе относительно быстро. Однако казалось, что Гитлер не замечал того факта, что подкрепления, полученные 16-м полком, состояли из ворчливых стариков, которые либо вовсе не служили в армии, либо проходили подготовку много лет назад. Пока же будут добавлены несколько молодых призывников, столь же посредственных в военном отношении, что и полк Листа. 16-й полк вынужден был доложить, что новые люди показали "поразительно низкий уровень духа", и что единственное, на что были способны старые и сердитые подкрепления, это строевые учения. Их боевая подготовка, особенно ведение окопной войны, была удручающе скверной. Как жаловался полк, было практически невозможно сформировать согласованную группу из существующих солдат и вновь прибывших. Более того, в 16-м полку существенно не хватало офицеров.

Фляйшман, который в отличие от Гитлера ежедневно встречал "простых" солдат полка Листа, вскоре пришёл к пониманию, что не только пожилые люди выказывали низкий уровень морального состояния. Он написал относительно выживших в прелюдии к Пашендэйл: "Низкий уровень боевого духа среди людей". Однажды в начале октября Фляйшман также записал: "В 1 час ночи пехотинец [Хаас] из моей роты выстрелил себе в ногу из своего ружья".

В отеческом стиле офицеры полка делали всё, что могли, чтобы улучшить моральное состояние людей. Они часами разговаривали с ними, подкупали их сигаретами, и, что наиболее важно, предоставляли им отпуска изрядной продолжительности для посещения своих семей в Баварии. Более того, командование одного из соседних полков предложило, что "для того, чтобы сохранить высокий уровень боевого духа в полку, двадцати пяти солдатам из каждой роты в дивизии Гитлера следует разрешить при нахождении в резерве поход в Мюльхаузен для посещения концерта, кино или театра". Тогда Гитлер, который недавно был награждён баварской военной медалью Славы 3-й степени, впервые за время войны запросил обычный отпуск. В конце сентября вместе с Эрнстом Шмидтом, который также был в отпуске, Гитлер впервые посетил Брюссель, Кёльн, Дрезден и Лейпциг. Затем он один отправился в Берлин, столицу Пруссии, остановившись до 17 октября у родителей Рихарда Арендта, товарища из полкового штаба.

Во время пребывания Гитлера в столице Германии там назревал политический кризис. Например, военный министр генерал фон Штайн был заглушён криками при выступлении в рейхстаге. Давно прошли дни Burgfrieden[15] – политического перемирия, последовавшего за началом войны, так как различные политические партии и организации со своими механизмами публичности всё больше нападали друг на друга. По всей Германии были признаки раскола в государстве и обществе, падения морали, растущего уровня политической ненависти и ухудшения материальных условий. Уже в 1916 году детей в Германии поощряли ходить босиком. Однако ефрейтор Гитлер не видел обостряющегося кризиса, равно как и других аспектов мрачной реальности. Как он написал Эрнсту Шмидту на открытке, изображавшей один из самых известных музеев Берлина, он посещал культурные учреждения города и восхищался их имперским великолепием: "Город прекрасен, настоящая метрополия. Движение огромное даже теперь. Я провожу в прогулках почти весь день. Наконец-то у меня есть шанс узнать музеи немного лучше. Если коротко: у меня есть всё ".

Единственное другое письменное свидетельство, оставшееся от поездки Гитлера, состоит из трёх открыток видов Берлина (с формальными приветствиями, написанными на них), которые он отправил старшему сержанту своего полка Максу Аману. Таким образом, визит Гитлера в Германию был крайне необычен по сравнению с поведением обычного солдата. В то время как почти каждый солдат в отпуске посещал друзей и семью, Гитлер отправился на экскурсию в Берлин. Причина этого состояла в том, что он воспринимал своей "семьёй" тех, кто был на фронте, и что у него не было дома, куда можно было пойти, как это явно видно из того факта, что его единственная переписка была с другими солдатами полкового штаба. Примечательно, что Гитлер не посетил Мюнхен, к которому он явно не испытывал тёплых чувств, в противоположность заявлениям нацистской пропаганды и последующему назначению Мюнхена "Городом Движения" и в противоположность собственным заявлениям Гитлера в Mein Kampf, что он "[был привязан к Мюнхену] более, чем к любому другому месту на Земле".