— Какой же вы наглец! — прошипел человек и, размахнувшись булавой, ударил ей Николая по голове. У него полетели искры из глаз, и он потерял сознание.

* * *

— «Зачем же он меня ударил?» — с трудом размышлял Николай. — «Что я ему плохого сделал? И что это за человек, и откуда он знает мое имя и про огниво, которое я купил у мистера Смита?»

Голова Николая чуть ли не разламывалась от головной боли, и думать ему было очень трудно. — «И куда девался мистер Смит, и где чемодан с деньгами, который до этого стоял рядом со мной? Неужели этот незнакомец пытал мистера Смита, все у него выведал, потом убил, а теперь взялся за меня? Ну, забрал бы деньги, и дело с концом, а меня-то, зачем убивать? И вообще, где я и почему не могу пошевелить ни руками, ни ногами, ни открыть глаза? Неужели я уже на том свете? Разве мертвецы могут думать? Или это все происходит во сне?»

Николай в очередной раз решил отделить сон от яви, разделив все, мелькнувшие в сознании образы, на части, начав с самого простого — с огнива. Оно присутствовало только в предыдущем сне, а на этот раз о нем только вспоминали, а это значит, что на нем останавливаться не стоит. Следующий образ — чемодан с деньгами. Да, он присутствовал в предыдущем сне, а еще был и наяву, на корабле, с которого он, Николай, сбежал и, с помощью дельфинов, добрался до острова.

Так, значит, он на острове! Вот только на каком? На острове Сайреса Смита, или на том, который взорвали изобретенной им торпедой? Нет, этот остров уже не существует, значит, он на каком-то другом, неизвестном острове, а чтобы это понять, нужно, все-таки, открыть глаза и осмотреться. И Николай, превозмогая головную боль, попытался открыть глаза.

Первое, что он увидел, были ноги, да такие, каких он никогда в жизни не видел. Нет, дело было не в ногах, ноги он, конечно, видел; и у него самого такие же человеческие ноги. Вот только обувь была совершенно необычной. Это были ботинки с отделёнными большими пальцами, как у рукавицы или варежки, и Николай вспомнил, как знаток Японии и японского языка, Петр Юрьевич рассказывал, что такую обувь используют японцы, а это значит, что владельцам этих ботинок является японец.

И еще он понял, что его руки и ноги связаны, а в рот вставлена какая-то грязная, вонючая рукавица. — «Ну, вот, попал из огня, да в полымя», — подумал обескураженный Николай. — «Сбежал из одного плена, по крайней мере, цивилизованного, в другой плен — суровый, который не знает пощады».

Головная боль немного отпустила, и Николай рискнул пошевелить глазами, а потом — чуть головой, чтобы рассмотреть окружающую обстановку.

Человек, ноги которого он рассматривал, оказался низкорослым японцем в военной форме и, судя по наличию сабли, являлся офицером. Да уж, если японские морские офицеры были с саблями, то офицеру сухопутному велел сам их японский бог. Этот напыжившийся человек стоял и наблюдал, как двое солдат в такой же, как у него обуви, устанавливают недалеко от Николая небольшой раскладной столик и раскладной стульчик.

Как только это было сделано, они положили на столик бутылку кока-колы, пачку галет и сверток, завернутый в целлофановый пакет. Солдаты, исполнив задание, пристроились к шеренге, стоящих навытяжку группе солдат в такой же обуви с отделёнными большими пальцами.

Николай был красноармейцем и ему приходилось стоять по стойке «смирно» в примерно такой же шеренге красноармейцев. Но такого исполнения команды «смирно» он никогда не видел и даже не подозревал, что ее можно так исполнить. Солдаты стояли, как каменные истуканы и даже было непонятно — дышат ли они. На их лицах не дрогнул ни один мускул, не моргнул ни один глаз, не пошевелился ни один палец.

Офицер тем временем уселся на стульчик, и стал рассматривать вещи, вытащенные из карманов Николая. Первым делом он открыл бутылку с кока-колой, понюхал, сморщился и вылил содержимое на землю. Затем вскрыл пачку галет, тоже понюхал и убрал в сторону. Затем, развернув целлофановый пакет, достал зажигалку, проверил ее срабатывание и, удовлетворенно хмыкнув, положил ее в свой карман. Раскрыв удостоверение личности Николая, он несколько раз переводил взор с фотографии на удостоверении — на лицо лежащего рядом с ним Николая, и убрал удостоверение в сторону.

Следующим пунктом его изучения оказались Заявление и Расписка Николая, которые были заполнены коротким ругательным словом. Судя по реакции японца, он не знал ни русского, ни английского языков, но, тем не менее, что-то привлекло его внимание, и после его распоряжения двое солдат тотчас подскочили к Николаю и посадили его так, чтобы он мог устойчиво сидеть, и вытащили кляп изо рта.

Офицер вскочил со своего сиденья, подошел к Николаю и, держа перед ним листок с распиской, ткнул пальцем Николая в грудь, в имя и роспись на расписке, и задал вопрос, разумеется, по-японски.

Николай вопроса, конечно, не понял, но то, что японец распознал символ американского доллара и пришел к выводу, что Николай получил очень крупную сумму денег, было абсолютно понятно, и теперь японец хочет знать — где эти деньги?

— Деньги остались на американском корабле, — ответил Николай, а затем повторил это по-английски. — То, что написано в этом документе тремя буквами от руки, означает не мою личность, а совсем другое, и это просто была моя шутка, а денег нет, ну, ни копейки. — «Как хорошо, что я не стал брать эти дурацкие доллары», — подумал Николай, — «иначе бы наличие небольшой суммы подтвердило, что я ее полностью получил».