— И тем не менее, граф, я считаю, что мы обязаны немедленно выехать к месту сражения с инспекцией. К тому же, нам необходимо подготовить заслоны и резервы на тот случай, если французы все-таки прорвутся. И не забывайте о том, что нужно проконтролировать эвакуацию крестьян и запись их в отряды ополчения. Если даже они и не умеют воевать, то строить оборонительные сооружения и относить раненых в лазареты вполне способны, — сказал барон Томаш.

Граф кивнул и проговорил:

— Я, пожалуй, соглашусь с вашими доводами, барон. И даже спорить не стану на этот раз. Лишь попрошу взять с собой нашего советника князя Андрея, чтобы, разумеется, прислушиваться к его советам по организации обороны. Что же касается эвакуации крестьян и формирования нового полка ополченцев, то я поручу эту работу своему племяннику Вильгельму, а Леонард Моравский подскажет ему, если возникнут вопросы. Сам он сейчас занят подготовкой обороны города.

Барон Томаш повернулся ко мне, спросив:

— Надеюсь, князь, вы составите мне компанию в поездке к войскам?

— Разумеется, — ответил я.

Тусклое декабрьское солнце только начинало подниматься над горами, окрашивая зимние облака в золотистые оттенки, когда барон Томаш, его свита и я выехали через ворота в стене из лагеря на окраине Нижнего города. Пушки вдали продолжали громыхать. И ветер, налетающий время от времени холодными порывами и чувствовавшийся сквозь шинель, приносил с собой запахи порохового дыма тем чаще, чем ближе мы подъезжали ко входу в долину, который представлял собой «бутылочное горло», где с обеих сторон к дороге близко подступали отроги гор, опоясывающих Здешов высокими природными стенами в форме исполинской подковы. И ее концы размыкались только в этом самом месте, обращенном к соседнему городку Вестину.

— Князь, мне кажется, что нам не следует не только недооценивать французов Мюрата, но и переоценивать их, — произнес барон Томаш, когда наши кони поравнялись, и его низкий голос был спокойным, а глаза блестели решимостью, — нам необходимо учитывать не только силы противника, но и его мораль против морали наших войск. Французы сейчас не понимают, за что сражаются. После Ульма и Аустерлица они и без того считают, что уже победили нас. Их цели достигнуты, а значит, далее воевать в этих землях особого смысла для них не имеет. И, мне кажется, что, если мы сможем причинить им значительные потери, то они побегут. А вы как думаете?

— Я бы не был так уверен в этом, барон, — ответил я, — в любом случае, мы должны действовать быстро и точно. Если же мы не сможем сдержать натиск французов на этом рубеже, то боюсь, что все будет потеряно. Они ворвутся в долину и разграбят ее. И тогда Здешов попадет в осаду, лишившись снабжения.

— Но и сами французы попадут в этой достаточно узкой долине в ловушку прямо под наши пушки, — заметил барон.

— В любом случае, мы должны установить дополнительные заслоны на подходах к долине, — произнес я, заметив руины каких-то башен, торчащие по двум сторонам от дороги. И я добавил:

— Если французы попытаются прорваться, они столкнутся с нашим огнем, например, вон от тех развалин.

Барон Томаш, всегда готовый к действию, согласился со мной и начал отдавать команды. А навстречу нам все чаще стали попадаться крестьянские обозы, эвакуировавшиеся к городу. Люди выглядели испуганными. Они гнали перед собой домашнюю скотину, а нехитрый скарб везли на грубо сработанных деревянных ручных тележках. И мне показалось, что эти бедно одетые мужчины и женщины смотрят на нас с мольбой, надеясь на то, что мы защитим их дома от разграбления французами.

— Я хочу видеть, как наши сражаются! Каждая минута сейчас на счету! Мы не можем позволить себе роскошь ожидания! Нужно немедленно узнать положение дел на поле боя! Едем на передний край! — воскликнул барон с горячностью, свойственной его натуре, обращаясь ко мне так, словно бы я не соглашался с ним. Его лицо, иссеченное морщинами, напряглось от нетерпения.

И с этими словами Томаш Моймирович пришпорил коня, направив его прямиком к редутам, преграждающим путь в долину, на которых были размещены артиллерийские батареи. По 8 шестифунтовых орудий с каждой стороны от дороги с флангов стреляли по французам, пытавшимся прорваться в долину, а посередине дорога была перекопана, и поперек нее возведен земляной вал, с которого били еще 8 пушек. Между этими тремя редутами стояла моравская пехота, выстроенная в несколько рядов и непрерывно стреляющая по противнику из ружей. Задние заряжали, подавая заряженные ружья вперед, а передние целились и стреляли, отдавая после выстрелов разряженные ружья назад для перезарядки. При этом, наверху на скалах засели самые лучшие моравские застрельщики, вооруженные штуцерами, которые били по врагам далеко и прицельно.

Барон Томаш помчался вперед, и я едва успевал за ним, пришпоривая своего Черныша. Звуки битвы становились все громче, и, казалось, что сама природа замирала в ожидании тишины после каждого нового грохота. Но, тишины не только не наступало, а канонада лишь усиливалась по мере того, как сражение разгоралось. И старые деревья, окружавшие долину, молча наблюдали за человеческими страстями, которые разворачивались перед ними.

Когда мы достигли редутов, вокруг нас раздавались выстрелы наших пушек, взрывы ядер артиллерии противника, крики раненых, ружейные залпы и свист пуль. Артиллерия гремела, как будто сама земля возмущалась от страха и ярости. Зимнее солнце, поднявшееся уже на ясное морозное небо достаточно высоко, освещало битву. И его холодные лучи пробивались сквозь дым, стелющийся над полем боя, падая на лица солдат, искаженные болью и яростью. И в этой суматохе трудно было сразу разобраться, где находится командование. Впрочем, на центральной батарее молодой эрцгерцог Фердинанд, который руководил моравскими войсками с присущим ему энтузиазмом и храбростью, сам встретил нас.

Он сразу обрадовался нашему приезду и тут же повел меня и барона на свой наблюдательный пункт, размещенный наверху старинной сторожевой башни, стоящей справа от дороги в паре сотен шагов за линией обороны. Оттуда с высоты дозорной площадки было отлично видно даже без зрительной трубы, что все пространство на дороге и вокруг нее у входа в долину перед редутами защитников уже было усеяно трупами французских пехотинцев. Но враги, не снижая напора, упорно пытались наступать волна за волной. А за спинами французских солдат, над их головами, по моравским редутам тоже летели ядра, которые выстреливали французские пушки, которые супостаты подтащили в ночи, используя конную тягу.