Со старшим сержантом занятия пошли бодрее. Девчата перестали ойкать всякий раз, стреляли старательно и если не метко пока, то по крайней мере кучно. Смеялись над какой-то подружкой, дескать долго целишься, у тебя паук паутину совьет на винтовке.

— Если совьет, значит в хорошем месте стоим, — отвечала Мурадова серьезно, но смотрела с улыбкой, как старшие на малышню. — Давным давно шел великий герой по горам, решил отдохнуть. Проснулся, а на мече его ласточка гнездо свила, а паук паутинку сплел. Тогда решил, что место это благое, можно селиться. И целый замок построил, до сих пор стоит. Только нам нынче нельзя надолго винтовку опускать. Держи ровнее, вот так.

Самым отличившимся стрелкам объявили благодарность перед строем. Выпустили даже боевой листок: "Отличники стрелковой подготовки", и висел он у командного пункта рядом со свежей наглядной агитацией. К слову сказать, она привлекала внимание куда больше: с листа фанеры скалил зубы недружелюбного вида грызун в туповерхой фрицевской пилотке, нарисованный защитной зеленой краской, видимо, это страховидло должно было изображать суслика. За спиной зловредного суслика пряталась не менее жуткого вида блоха с косой гитлеровской челкой, торчащей из-под каски. Надпись красной краской гласила: "Товарищ! Суслик такой же враг как и фашист. Грызуны и блохи переносят смертельно опасные болезни, чуму и туляремию".

Но со снабжением дела шли куда хуже, чем с наглядной агитацией. Закрепившейся в продуваемой насквозь калмыцкой степи армии не хватало почти всего: снарядов, горючего, дров, обмундирования, питьевой воды — местные озера сплошь соленые. И разумеется, рабочих рук, особенно опытных, но их на войне никогда не бывает вдосталь.

Когда Пирогов писал "действовать административно, а потом хирургически", он явно очень сожалел об отсутствии пистолета на случай споров со службой снабжения — во всяком случае, известие о будто бы застреленном сестрами аптекаре его определенно порадовало. Денисенко вернулся из штаба фронта злой как сто чертей, но на следующие пару недель хотя бы с перевязочным материалом все разрешилось.

Под вечер в расположение в облаке пыли примчалась "эмка", из нее выскочил крайне озадаченный майор и поинтересовался, почему на ЗКП армии докладывает врач. Часовые действовали строго по уставу, что кажется удивило его настолько, что он забыл рассердиться. Майор оказался из штаба фронта, возглавлял специально направленную в 51-ю армию комиссию с задачей — найти запасной командный пункт армии.

— Первый раз нас по уставу встречают, я еще подумал — какой на ЗКП порядок! Дожили! Единственное подразделение, где посты выставлены по-человечески — медсанбат, — подвел черту майор и, видимо, от избытка очень сложных эмоций попросил спирту.

— Нам для раненых едва хватает, товарищ майор, — сдержанно, но твердо ответил Денисенко. И майор настаивать не стал.

А через день даже явились две машины с дополнительным запасом медикаментов. И спирта.

Но так или иначе, а пополнения подходили, по людям дивизии и бригады дошли почти до полного штата. С техникой было сложнее, но приказ есть приказ, армия перешла в наступление.

Сентябрьская ночь вздрогнула, затопала тысячами ног, заворчала моторами машин и немногочисленных танков. Едва стемнело, заговорили орудия, потом отработали “Катюши”. В черном небе, негромко урча, прошли над госпитальными палатками "кукурузники", строем. Атаковали ночью — чтобы к утру, как поднимется немецкая авиация, уже закрепиться.

Первые машины с ранеными пришли еще до рассвета. Вот где сказалась нехватка людей. Смены сразу растянулись до суточных, а сутки длились дольше, чем им положено природой.

Старший сержант Марьям Мурадова была операционной сестрой еще лучшей, чем стрелком. Понимала с полужеста и почти не выказывала усталости. Первые двое суток Алексей работал с ней и с Романовым, затем только вдвоем, пока на очередной приказ: "Следующего!" не услышал в ответ:

— Машин пока нет.

Октябрь, люто ветренный в этих краях, пришел с осознанием, что армия вновь переходит к обороне. Еще вчера говорили, что немцев из Садового выбили, но с приказом развивать успех и от Садового на машинах выдвинуться на Абганерово с целью не допустить отхода противника на запад командование явно поспешило. И продвинуться не удалось, и Садовое снова потеряли. Немцы еще и танки сумели туда подтянуть.

Но и враг наступать дальше не мог, видать, и ему было нечем. Обе стороны заняли оборону и начали вкапываться в землю, пока позволяет погода. Калмыцкая осень была ветренной, с холодными ночами и инеем на пожухлой траве, но пока сухой и ясной. В высоком осеннем небе плыли самолеты, то свои, то чужие. Но и в воздухе немцы тоже пока осторожничали. Раз в день, как по часам, пара "Хейнкелей" сбрасывала где-нибудь 3–4 бомбы и спешила убраться восвояси. К этим налетам привыкли, успевали укрыться, так что никому повредить таким манером немцы не могли, да и не слишком пытались, скорее просто напоминали о своем присутствии.

В затишье, кажется впервые с начала боев, медсанбату прислали пополнение, всего десять человек рядового состава, но лучше, чем совсем никого. И тут же пришла и почта.

Марьям, просветлев лицом, получила сразу два “треугольника”: “От мужа и от сына”.

“Выглядит совсем молодой, будто бы Раисе ровесница. Впрочем, по документам ей же тридцать пять. А сын уже в армии, — размышлял Алексей, глядя, как бережно его новая помощница разворачивает письма, готовая читать чуть не оба сразу. — Стало быть, замуж выдали по местным обычаям, лет в пятнадцать. Но образование ведь сумела получить, даже с ребенком на руках”.