Им хочется улик, доносов, слухов, сплетен,

Им надо выведать любви моей секрет.

Но скрытность мудрая прочней любой кольчуги,

Притворством праведным я, как броней, одет.

Предателя теперь я вижу в каждом друге,

И ни один еще не смог напасть на след.

Любовь пришла ко мне, — не так ли к верной цели

Приходят странники, весь обошедши свет?

Не сможет угадать никто моей газели,

Зачем же эта брань, в которой смысла нет?

Ее, жестокую, уста назвать не смели, —

Неумолимая лишь богу даст ответ.

А если спросят вдруг когда-нибудь, случайно,

О той, что принесла мне столько зол и бед,—

Солгу я, и язык моей не выдаст тайны,

И не нарушит он суровый мой запрет.

Ибн Хамдис.

Фатих:

Так вместе они слушают доклад одного из соглядатаев о том, какие слухи ходят по дворцу и городу о новой наложнице. Чужеземка тихо фыркает от еле сдерживаемого смеха, прячет лицо, когда рассказывает шпион о злобной и дикой демонице, в одиночку перебившей большую половину дворцовой стражи, и о том, что эту кровожадную девицу может усмирить только сам повелитель. Еще люди сплетничают о том, что владыке преподнесли в дар найденное в песках старинное кольцо, внутри которого был заключен дэв. И теперь древнее могучее создание вынуждено исполнять все приказы властителя, и даже обличие сменило на женское, потому что некоторые повеления можно претворять в жизнь только на ночной половине.

Целый день проводят владыка и Виалль неразлучно, и на обеденной трапезе подданные видят уже почти привычную картину — царя и наложницу, неподвижно застывшую рядом, словно прекрасная, но пугающая кукла. И если раньше она казалась им всего лишь устрашающей, точно призрак или дух, то сейчас и вовсе ужасает. Все слышали о вчерашнем поединке, и многие даже понадеялись, что эта чужеземная демоница больше не очнется никогда, но к глубокому их разочарованию та вполне жива, и даже не выглядит больной. Все стараются не смотреть на нее прямо и уж тем более избегают взглядов этих змеиных глаз, делают вид, что и вовсе не существует здесь этой странной чужеродной девы.

Сегодня праздничный день, и угощение на столах еще роскошнее, чем обычно, а редкие вина льются рекой. Гости пьют и едят, стараясь заглушить свой страх перед чужеземкой, и искусные музыканты и танцовщицы своим искусством облегчают им эту задачу. Но каким бы веселым и беззаботным не выглядело пиршество, именно за этими столами часто решаются судьбы не только отдельных людей, но и целых государств, заключаются выгодные союзы или рушатся единения. Здесь собираются только самые приближенные советники царя, значимые послы, богатейшие купцы — все те, кто держит в своих руках нити, управляющие целыми городами или даже странами.

Невольница большую часть времени сидит неподвижно и безмолвно, и никто не может сказать, слушает ли она беседы или нет, понимает ли оттуда хоть слово, да никому и неинтересно это. После всех тех мрачных слухов, что день ото дня становятся все более пугающими, люди избегают не только взглядов, но и самих мыслей о ней. Поэтому и вздрагивают все, а кто-то даже не может удержаться от вскрика, когда тихая музыка и неторопливые речи оказываются нарушены резким звоном опрокинутого золотого блюда с медовыми лепешками.

— О, я такая неловкая, — все присутствующие впервые слышат на удивление мелодичный голос чужеземки.

И все глаза обращаются к ней, но та больше не сидит неподвижно, она поворачивается и открыто смотрит прямо в глаза повелителя, никто кроме нее и не решится взглянуть так.

— Я думаю, эти лепешки не принесли бы вам пользы, повелитель, — дерзкая девчонка еле-еле склоняет голову, поворачивает ее чуть вбок и даже не думает опускать взор.

Кого угодно казнили бы за такую дерзость, и некоторые уже мысленно потирают руки, предвкушая, что скоро с этой чужеземной ведьмой будет покончено. Все в зале видят, как сурово сдвигаются брови властителя, как медленно темнеет от гнева его лицо.

— Да как ты смеешь, девка, указывать повелителю! — раздается в наступившей гнетущей тишине визгливый возглас, и невольница мгновенно оборачивается, находит взглядом среди гостей полного купца в расшитом камнями чужеземном платье.

— Еще один?.. — поднимается на ноги, заводит руку за голову, касаясь рукояти меча.

— Стража! — голос царя властно разносится по пиршественной зале, и лицо купца на короткое мгновение приобретает злорадное выражение, — взять их.

Повелитель указывает на торговца и на одного из визирей, сидевшего ближе всего к Виалль. Лица обоих в мгновение становятся белее снега.

— Н-но… но как же… — купец не может справиться с дрожащими губами и вымолвить хоть что-то связное.

Взмах руки, и двух почти бессознательных пленников уводят, а с ними и слуг, что отвечали за подачу блюд. Все гости молчат, они напуганы не меньше, ведь всем уже стало понятно, что случилось — кто-то пытался отравить властителя, а чужеземка каким-то образом распознала яд, да еще и указала на виновных.

И долгое время еще царил во дворце переполох, шепотом друг другу передавались новые, еще более невероятные слухи, и казалось всем, что повсюду разносятся крики жертв, из которых палачи пытающихся извлечь истину крупинка за крупинкой.