И как бы в насмешку над его словами прогремело очередное разрушение.

– Собирай воинство. Мы изгоним скверну из нашего города.
– сказал фурук, после чего молнией умчался вперёд, туда, где орудовал сатлзур.

Чёрный рыцарь и один из лармудов сошлись в страшном поединке. Саткар просто стоял на месте и размахивал мечом, а его оппонента то и дело швыряло из стороны в сторону следом за его взмахами. Лерады все попрятались в переулках, будучи не в силах противостоять ему. Второй лармуд лежал убитым в лужи крови. Как и говорил доносчик, кузница и стоявший рядом с ней торговый дом были рассечены надвое, Таким же образом были повреждены ещё два жилых дома. Тебентил со всего размаха врезался в спину чудовища, закованного в латы. От такого удара любой давно бы уже умер ещё до того, как врезаться в стену. Однако саткар лишь отшатнулся. Фурук извлёк свои парные мечи и не собирался останавливаться, намереваясь низвергнуть целый каскад ударов по противнику, который, как он думал, ещё не успел оклематься. Но нет, рыцарь зла вовремя успел подставить свой двуручник навстречу летящему на него лармуду, так что даже при развороте рассёк по диагонали ещё два строения, которые располагались справа от него. Это взъярило управителя, так что он, несмотря на неудобную позицию, начал делать то, что задумал – наносить быстрые и мощные удары мечами один за другим, чередуя свои руки, из-за чего эти удары были непрерывными. В защите судья мог полагаться только лишь на свои доспехи. Но всё-таки враг прервал этот нескончаемый натиск. Стерпев на себе десяток-другой ударов мощными мечами, он тоже пожертвовал возможностью парировать их, чтобы нанести одни мощный и точный. Уж неизвестно, расчёт или удача вмешались в ход этого сражения, но его удар пришёлся на левый бок противника в тот самый миг, как он замахивался левой рукой. Боль пронзила место удара, но Тебентил среагировал моментально, воспользовавшись возможностью, чтобы выйти из радиуса поражения противника и осмотреть свою рану. Однако он совершенно забыл, что на деле меч сатлзура длиннее, чем видится, а потому чёрный громила замахнулся ещё раз и угодил в то же самое место. Лармуду сделалось настолько плохо, что даже в глазах потемнело. А до ушей докатился низки раскатистый хохот победителя. Страх перед смертью кольнул разум, так что фурук отступил ещё дальше, дав себе возможность прийти в чувства. Да, сила света, что сияла в его душе, помогла быстро отделаться от ступора, так что он уже вскоре мог нормально видеть, однако взглянуть на собственную рану у него не было времени, ведь в воздухе рядом с ним тут же возникла огненная пентаграмма, из которой выбрался всё тот же чёрный рыцарь и готовился нанести удар. Лармуд использовал силу света и снова налетел на него, пока тот размахивался, что, опять же, только лишь пошатнуло противника, но не больше. Его меч, который взметнулся вверх, проредил ещё несколько зданий. Тебентила это разозлило сверх того, ведь, не атакуя, он всё равно несёт разрушение. Пока саткар собирался с силами, сатларм пытался бить в одну точку, чтобы нанести хоть какой-то ущерб этому непобедимому порождению скверны. А, когда тот был уже готов нанести удар, лармуд снова обращался сгустком света и налетал на него, чтобы сбить с толку. И так раз за разом. Он думал, что, в конце концов, одолеет своего оппонента. Но, сосредоточившись на исполнении этой тактики, он совершенно позабыл о других опасностях, и таким образом на него налетел огненный смерч. Оказавшись внутри него, Тебентил увидел всё множество своих грехов и ошибок. Какая-то женщина громко рыдала, ражгар удирает куда подальше, другой лармуд отчитывает его и множество других дел, которые свершал фурук на протяжении всей своей жизни. Он никогда не пытался исправлять их, а только лишь перекрывал другими делами. Лармуд полагал, что это и есть борьба, что он делает всё правильно, однако только лишь скапливал эти все грехи на дне своей души и хорошенько утрамбовывал их. Да, за какие-то промахи не откупишься ничем, с ними придётся жить. И если о них не вспоминать, то всё будет хорошо. Но большинство из того, что хранил Тебентил в себе, можно было бы исправить, от этого можно было избавиться. Но он этого не сделал. И теперь весь груз ответственности давит на него очень сильно, превращаясь в физические страдания. А, помимо всего этого, ещё и враг добавлял свои чудовищные удары. И никуда иначе, а именно в тот самый левый бок. Так что фурук мог бы так и погибнуть там, если бы не помощь, которая была очень кстати.

В вихрь страданий врывается лармуд и выталкивает судью наружу, однако сил выбраться самому оттуда уже не достаёт, так что они поменялись местами. Будучи на грани жизни и смерти, Тебентил только лишь узнаёт лица лерадов, которые тащат его подальше от этого места. Но, пока они так возились с ним, некоторые силы вернулись к фуруку, так что он мог уже стоять на ногах сам. Воители уговаривали его продолжить путь, потому что нужно бежать отсюда, ведь враг намеревается не оставить тут никого в живых. Но управитель, чей голос ещё не совсем окреп, заявляет:

– Озентвалл – не просто город, это символ надежды, это отражение величия нашего протектора. Если мы покинем его, это будет означать, что мы предали нашего господина, что мы наплевательски отнеслись к его величию.

Но один из лерадов оказался немного сведущим в Священной Белой Книге, а потому процитировал из неё отрывок:

– «Преданные служители Святой Империи отражают славу всевышнего» - глава Елмах, раздел Алас да Елмахи. Подчеркну: славу Сакраарха отражают люди. Люди, но никак не бездушные творения. А потому, если мы все тут умрём, то некому будут эту самую славу отражать.

Но Тебентил не хотел слушать, как кто-то или что-то, пусть это будет сама книга владыки, перечит его слову, а потому он намерен был оставаться тут и сражаться за этот город. Лерады смиренно молчали ему в ответ. Он же сказал, чтобы они шли помогать тем, кто ранен и нуждается в поддержке. Они ещё не успели отойти от него, как тут же образовалась пентаграмма, из которой вновь выбрался чёрный рыцарь. Саткар добил всех, кто отвлекли на себя его внимание, чтобы дать своему управителю возможность сбежать, а теперь настиг лармуда, чтобы добить уже и его. Рана успела немного затянуться, так что тревожила всего чуть-чуть. Но стоило только проклятому отродью взглянуть на неё, как боль тут же возвращалась. Лерады бросились наперерез, но они совершенно ничем не могли помочь. Даже наоборот, мешали своему управителю сражаться с противником. А в итоге все были убиты чёрным рыцарем. Фуруку не было их жаль, потому что он разучился ценить людскую жизнь. Да и свою он как-то перестал ценить в этот момент. Стимул сражаться ему придавал праведный гнев, жажда воздаяния. А ярость в нём пробуждалась от осознания, в каком плачевном состоянии находится его любимый город и от того, что этот город всё ещё продолжал терпеть разрушения от этого ничтожества. Он сражался на пределах возможного, уворачиваясь от ударов чёрного меча с помощью способности превращаться в пучок молнии, а также пытался разить его в одно место, чтобы пробить его броню, как это с ним уже сделал саткар. Боль в левой части туловища постоянно напоминала об этом. Всё чаще и чаще она вспыхивала с новой силой, как будто враг изредка наносит туда очередной удар, хотя лармуд, осенённый силой света, ни разу не позволил врагу поразить себя своим непредсказуемым мечом в этом бою. И всё же, промахиваясь, сатлзур попадал. Попадал по зданиям, которые стоял вокруг. Он превращал их в жалкое зрелище. И, чтобы не печалиться ещё больше, Тебентил старался не обращать на это внимания. Но взгляд то и дело попадёт то на расколотый надвое дом, то на рытвину посреди аккуратно вымощенной дороги. По всей видимости, частицы огненного вихря, внутри которого он пробыл какое-то время, всё ещё остались в нём, потому что стоит ему только пожалеть Озентвалл, как рана в левом боку даёт о себе знать, превращая боль душевную в физическую. Это иногда сбивало ритм его тактики, что как раз таки стало его ошибкой, на которой порождение Пустыни смерти и поймало его. В очередной раз, когда его рана дала о себе знать, он осёкся, всего лишь на чуть-чуть. Однако этого было достаточно, чтобы открыться для удара врага. И опять же, кажется, будто сатлзуру сопутствует удача, но в этот раз охотнее верится в том, что он всё рассчитал, ведь удар пришёлся точно в этот момент, когда лармуд осёкся. К физической боли добавился ещё и могущественный удар двуручником, из-за которого управитель погибающего города вновь потерял зрение и перестал ориентироваться в том, что происходит вокруг. Следом за этим ударом последовал второй, потом третий, после чего уже невозможно было сказать, был ли ещё один удар, потому что силы покинули лармуда настолько, что он просто лежал и умирал. Света больше не было в его теле. Из пробитой щели вытекала багровая кровь, но Тебентил уже не мог различить тот миг, который и стал чертой, отделившей его жизнь от его смерти.

Ситалия – довольно большая деревня, которая расположена восточнее Проклятой пустыни. Эфир чуть подрагивает от творящейся в её пределах магии. Здесь было немного чародеев, но те, что пришли сюда, плетут свои чары для благих намерений. Сатлармы и обычные жители пока что ещё не до конца научились доверять этим, как они их называют, шарлатанам. Поэтому творцы чудес зациклены на том, чтобы своими делами разубедить всех в этом. В самом начале, когда империя здесь только лишь образовывалась, они отдавали все силы для того, чтобы возводить постройки. Всё, что можно видеть тут, было возведено по большей степени благодаря магии. Как в Ситалию пребывают новые жители, для них тут же возводятся дома. Теперь прирост населения замедляется. И чародеям уже не нужно тратить огромные силы для того, чтобы помочь другим обустроиться тут. Сейчас они помогают простым людям в каких-нибудь менее великих проектах. Например, у плуга сломался черенок. Чтобы починить орудие труда, нужно сделать новый и установить его на место старого. Чародей же мог с помощью магии срастить две поломанные части, как будто бы ничего и не ломалось. Или земля на одном участке поля была слишком твёрдая, так что придётся приложить немало усилий, чтобы возделать её. Но можно попросить чародея, чтобы он взмахом руки разрыхлил её, из-за чего фермеру будет легче работать. В общем, чародеи помогали по всяким мелочам.

Ситалийцы уже привыкли к больному и уродливому проповеднику, который сидел на середине площади. У него было отнято достоинство и величие, ведь это было его наказанием. Теперь его состояние соответствовало грехам, которые он совершил за свою жизнь. И несмотря на то, что плата греха – это смерть, ему была дарована возможность остаться в живых. Да, подавляющее большинство скажет, что такое существование хуже смерти, и лучше уж в покое лежать, засыпанным землёй, и не знать всех треволнений жизни, чем влачить своё бытие такие ничтожным образом. Однако всё же это было проявлением милосердия. И ценность такого милосердия можно понять только лишь спустя продолжительное время. Этому бедняку пытались помогать разные люди. Например, они покупал ему еду и давали, чтобы он подкрепился. Но проклятье Бэйна лишало его возможности как нуждаться в ней, так и наслаждаться ею. Он будет жевать, но не будет иметь каких-либо ощущений. Он будет проглатывать кусок, но не будет насыщаться им. Пребывая в вечном голоде, он никогда не сможет избавиться от него. Но в то же самое время никогда не погибнет от этого недуга. Также к нему подходили чародеи и пытались облегчить его тяжкое бремя. Но никогда ни у кого не получалось избавить это проклятое существо от оков бога Пустоты. И каждый раз, как кто-нибудь обратит на него внимание, он примется тараторить мрачные предсказания и предупреждения. Он пытается рассказать людям, что разорад пришёл сюда, что нежить уже проникла в Святую Империю, и до того мгновения, когда свет померкнет навсегда, осталось немного. Однако ему никто не верил, ведь он выглядел подобно безумцу, вот и слова, изрекаемые им, тоже звучали как безумие.

В Ситалию из Дилы, мира, где располагалась одноимённая башня сакра, прибыл чародей по имени Тейлейд. Он сразу заприметил несчастного нищего, который выглядел очень уныло и оттого лишь вызывал одно сочувствие. Каждый раз, как Тейлейд проходил по главной площади, он видел его. И каждый раз его сердце сжималось от боли. Как уже было сказано много раз, чародеи, изо всех сил стремясь снискать уважение сатлармов и простых людей, стараются делать праведные поступки, что не даёт пропитаться грехами и стать нечестивцами. Но, конечно же, это лишь одно из слагаемых. На самом деле чародеи по большей степени праведны из-за того, что они – ленгерады, те же люди, но стоящие немного выше. Это возвышенное положение даёт им возможность манипулировать эфиром, а также сильнее противостоять грехам. И милосердие – это одно из воплощений праведности, чего не хватает подавляющему большинству тех, у кого милосердие – это закон. Тейлейд никогда не упускает возможности подойти к нищему и поговорить с ним. И каждый раз он использует свои магические силы в попытке ослабить действие недуга. Несмотря на то, что виран ему чётко объяснил, что это не болезнь, а проклятье, тот отказывался верить в то, что Сакраарх мог поступить таким мерзким образом, а в существование других богов он не верил, так как, согласно Священной Белой Книге, нет других владык и творцов, кроме лишь единственного протектора святости и праведности. Вот и сейчас чародей принёс ему вкусную булочку, которую пекарь только что изготовил, и продолжил проводить свои магические манипуляции над нам. А тот не переставал говорить о нежити, об указе Бэйна, чтобы мы слились с человеческим обществом, и о том, что наше присутствие означает скорую гибель этого мира. Тейлейд, конечно же, участвовал в его разговоре, но не потому, что верил в эти бредни, а потому, что хотел помочь ему, хотел выслушать и поддержать. Вирану было всё равно, наигранно тот его слушает или же в самом деле верит его словам. Главное, что нашлись восприимчивые уши, в которые можно влить слова. Но это никому не мешало. Главная площадь Ситалии была шумным местом, а потому разговор двух человек тонул в повседневной кутерьме. Я приблизился к тому месту, где этот маг пытался исцелять проклятого, а потому, как только виран увидел меня, он тут же своими корявыми руками принялся указывать в мою сторону и с великим ужасом на лице говорить, что я и есть нежить, что я – один из трёх вестников гибели. Чародей оглядел меня, пока я подходил к ним, а после отвечал:

– Да нет же, друг мой, это всего лишь мой собрат. Он чародей, как и я.

– Лицо чародейское! Но душа злодейская! Он идёт, чтобы губить, весь мир во тьму обратить!

Слова проклятого было нелегко разобрать, потому что они искажались недугом. Когда я предстал перед ними, проклятый упал передо мной на колени и стал молить о пощаде, чтобы я сделал одно из двух: либо убил, либо исцелил. Тейлейд лишь грустно посмотрел на меня. Я же обратился к «моему собрату»:

– Что ты думаешь о его словах? Могут ли они быть истиной?