И вот, в рядах разорада появляются сатлятаги. Наши разумы соединяются, мы все познаём историю их образования и цель существования, а потому тут же возникает необходимость прибыть в Сэкрос, туда, где были созданы воители скорби, туда, где обирает Амалиила, туда, где ещё остались те, кого нужно было спасать из рук Святой Империи.

Пустота переносит меня и Кристополиса в бывшую лабораторию сатлятагов. Мы оказываемся посреди помещения, которое раньше использовали мрачные чародеи, чтобы отыскивать слабые стороны противника. Все устройства были на месте, но уже продолжительное время не использовались, а потому были покрыты многолетним слоем пыли и грязи. Нам не нужно было слов, чтобы обсудить план действий, потому что наша связь, которую мы все обрели посредством Бэйна, позволяла нашим мыслям течь в одном направлении. А потому сатлятаг тут же принялся кроакзировать в своих руках нашу магию и материализовывать её, так что столица начала наполняться духом тьмы и смерти. В тот же миг сделалось холодно, и начала наползать ночь несмотря на то, что над миром властвовал полдень. Выждав немного времени, я извлёк свой двуручник и направился наружу, чтобы начать истребление.

Сатлармы и простые люди тут же оставили все свои дела, после чего принялись озираться по сторонам и вглядываться ввысь в попытке понять, что вообще происходит. Холод заставлял их дрожать, а пар выходить из их ртов. Всякая вода начала покрываться тонкой коркой льда. Холод пронизывал даже лерадов, так что они, подобно обычным людям, тряслись перед могуществом силы, высасывающей жизнь из их ничтожных, бренных тел. Лармуды сопротивлялись действию нашей силы благодаря свету, которым они были озарены. Однако это не было проблемой, потому что Кристополис продолжал нагнетать магию смерти, так что со временем зора станет сильнее света, и холодная рука коснётся плоти могущественных воздаятелей. Помимо этого, люди смотрели на тьму, которая начала стелиться над столицей. Это было по-настоящему странным зрелищем: стоял полдень, светило во всю опаляло этот город, на небе не было ни облачка, за которым оно могло скрыться. Да и сейчас солнечный круг со всей мощь низвергал потоки света на людей, которые ходили вокруг. И обычно в таком случае улицы залиты этим светом, все объекты физического мира освещены. Возможно, люди как-то ещё ощущают полноценный день. Однако сейчас при всём этом свет от солнца не доходил до них в той мере, в какой должен. Мир вокруг как будто бы стал немного тусклее, как будто бы изменился сам миропорядок, и теперь полдень будет выглядеть именно так. Да, люди пребывали в недоумении от всего этого, потому что ощущали какие-то изменения, но не могли понять и осознать, что же здесь не так. Тьма бывает разная. Есть зримая, а есть незримая. И вот сейчас Кристополис оплетает столицу тьмой незримой. Она затмевает свет, не позволяя ему в полной мере проникать сюда. Более того, эта тьма продолжает сгущаться, так что со временем над этим местом образуется вечная ночь. Иными словами, сатлятаг уже начал первые шаги для того, чтобы превращать этот мир в некрополис. Но также эта тьма, которая сгустилась над столицей Сэкроса, послужила хорошим проводником для моей собственной силы. Используя зора, я уподобился Зораге и принялся распространять чёрную хворь, заражая души всех живых, так что они начинали медленно погибать. Пока что это было неощутимо, однако со временем хворь обязательно даст о себе знать. Также воитель скорби, помимо незримой тьмы, наполнял воздух этого мира частицами зора, чтобы те, кто будут убиты мною, восставали и присоединялись к бессмертному маршу. Будущий некрополис наполнится бывшими обитателями этого мира.

Дверь лаборатории сатлятагов открывается, и все, кто находились поблизости в этот миг, тут же впадают в ступор, ведь лицезрят одного из злейших врагов Святой Империи – нежить. Мой взор не стал метаться в поисках жертвы посильнее. Первый же мужчина, попавшийся мне на глаза, не успел даже понять, что случилось, как клинок моего меча пронзает его туловище. Дух начинает испаряться из его тела, душа воспринимает последние мгновения обычными глазами, кровь замедляет своё движение, ноги уже не могут держать его, и он медленно оседает на землю, погружаясь во тьму небытия. Вынув свой меч из умирающей жертвы, я бросил взгляд на следующую. Миг – и сила Пустоты переносит меня к молодой девушке. Пустые глазницы, в которых горит зелёное пламя смерти, впиваются в неё, в то время как меч делает то же самое с её сердцем. Она пытается закричать, но боль и бессилие позволяют ей издать только лишь предсмертный стон. Карие глаза смыкаются, и она, не имея сил сопротивляться могуществу смерти, принимает вечный сон. Меч покидает её бездыханное тело, в то время как взор мой уже отыскал следующего, кто вкусит мой удар.

Натиск бессмертных непреодолим. Не было того, кто мог бы остановить меня. Устремляясь от жертвы к жертве, я истрачивал на истребление лишь мгновения. А воскрешающий зора шёл по моим следам и обращал в бессмертных тех, кто пал от моего клинка. Влекомые новым духом, который заменил их старый немощный дух, что давал им движение и жизнь, они поднимались на ноги. Наши разумы соединялись, наши знания перемешивались, и каждому из них открывалось великое предназначение, а также замысел в отношении того, что происходило здесь. Так что разорад присоединялся ко мне, чтобы делать то, что нужно. Каждых из бывших жителей Сэкроса сам решал, как он будет распространять тьму некрополиса и праведность смерти в этом мире. Кто-то перенимает мой образ мышления, отыскивал себе оружие и сеял смерть своим руками. Кто-то брал знания Форманиса и прибегал к помощи эфира. Иные уподабливались Вехойтису и, направляя зора на живых, убивали их, а после, не дожидаясь действия силы Кристополиса, сами поднимали убитого. Чёрная хворь, постепенно сгущающаяся незримая тьма, усиливающаяся хватка зимы, растущее количество бессмертных – всё это ускоряло процесс погружения этого мира во тьму разорада. И столица Сэкроса стремилась обратиться в наше обиталище. Не было тех, кто мог это всё остановить. Любое сопротивление тут же сметалось. Поднявшаяся паника только лишь усугубляла положение, потому что беженцы создавали сутолоку и сбивали друг друга с ног, а порой даже в порыве своей неистовой жажды жизни затаптывали кого-то насмерть. Разбегающийся поток простых людей препятствовал продвижению подкреплений на места, где произошли бедствия. Слово «нежить» стало единственным, которое можно было разобрать в этом непрекращающемся гвалте. Стражники, слыша его, переполнялись решимости дать отпор отродьям тьмы и нечестия, даже не представляя, какая участь ждёт этих неумех, которые никогда не вкушали истинной битвы.

Когда я встретил первого лерада, то его убийство ничем не отличалось от убийства обычных людей. Острие моего меча, направленное точно по середине нагрудника, с лёгкостью проделало брешь в его латах и вышло с другой стороны. Хрипя и стоная, он уподобился другим моим жертвам, так что начал опускаться наземь под тяжестью своего тела и своих доспехов. Сопроводив его в пустоту не-жизни своим ужасающим взором, я вынул своё оружие из его тела и направился дальше. Не успел я расправиться со следующей своей жертвой, как концентрация зора в его теле становилась достаточной, и глаза лерада раскрывались, сияя бледно-зелёным свечением нового духа, который давал ему бессмертие. Он поднимался на ноги, а после приступал к уничтожению живых. Но его преобразование продолжалось. А вместе с ним изменялись и его доспехи. Только если существо переиначивается под действием зора, обмундирование лерада обволакивала Пустота. Она приращивалась к доспехам, которые уже носил лерад, и становилась дополнительным слоем, который был не только прочнее, но и выглядел зловеще: цвет чёрный, но, если приглядеться, то можно заметить проблеск зелёной силы смерти, которая точно повторяла все контуры нового обмундирования. В различных местах образовывались шипы, а на груди, коленях и шлемах Пустота рисовала символы смерти – черепа. Их мечи и щиты также наращивались силой Бэйна, однако не так сильно, как доспехи. А вот зора обволакивала оружие и защитную платину больше, так что клинок становился длиннее, а преграда шире.

Когда я встретил первого лармуда, то с ним состоялось самое настоящее сражение. Достаточно было низринуть на него всепрозревающий взор бессмертного, чтобы увидеть всю его мощь. Холод, чёрная хворь и тьма, несущая страх, были ему не по чём. Его физическая подготовка, а также поддержка силы света позволяли громадному воздаятелю даже не обращать на это всё никакого внимания. Мне не удавалось как следует проникнуть ему в голову, чтобы узнать его мысли. Стало понятно, что этот латник был гораздо сильнее того, которого Вехойтис встретил год назад, когда входил в Озентвалл. По всей видимости, тот лишь недавно ступил на путь лармуда, когда как этот был уже таким многие десятилетия. Не проронив ни единого слова, мы сошлись в поединке.

Как отличить истинного воителя от того, кто таковым лишь пытается казаться? На самом деле признаков очень много. Однако ж один из них заключается в том, что умелый боец показывает свою силу в действии, а не в слове. Так и этот исполин не стал изрекать свои высокопарные слова о могуществе Святой Империи, о силе сатлармов и непобедимости их владыки, а принял мой натиск на себя. Его движения были быстрыми. Кажется, только недавно стоял он и не был готов к сражению. Но в тот миг, как мой меч уже готовился пройти сквозь его доспехи, передо мной возникло препятствие в виде скрещенных мечей. Огромные, под стать своему хозяину оружия выдержали мой колющий выпад. И последующий за этим каскад моих ударов он достаточно успешно отбивал своими парными клинкам. Звон стали оглашал всю округу и был даже громче людской паники. В отличие от меня, он не был подвижен, однако его точные действия не позволяли мне застать его врасплох и нанести удар по незащищённым местам. Всякий раз мой клинок встречался с его клинком. Но было видно, как с очередным ударом по его защите он прилагал больше усилий, чтобы отразить мой следующий выпад. Несмотря на его могущество, на его зоркость, на его броню, на его благословения, с каждым новым ударом приближался миг, когда мой клинок всё-таки пронзит его. Осталось только лишь теперь привести его к этому моменту. Сейчас в этом сражении было одно мастерство, и больше ничего. Мы бились не как бессмертный со святым, как воитель с воителем. Я не задействовал ни единой своей тёмной силы, чтобы как-то помочь себе или же, наоборот, помешать ему.

Надо признать, этот громоздкий воитель был более прочих приближен к образу истинных сатлармов, какими они должны быть всегда. Но, когда существо идёт вопреки своему собственному предназначению – я не имею в виду великое предназначение, – тогда оно становится хуже в своём же ремесле. Хоть мне пока что не удалось проникнуть в разум этого лармуда, но по всему было видно, что он хороший боец. Он иногда пропускал удар, но не потому, что не мог их парировать, а потому что понимал мою тактику, и сейчас этот манёвр был необходим, чтобы открыть доступ к другим манёврам или потому что понимал: следом за этим подобием удара последует удар настоящий, от которого именно необходимо уклоняться, который необходимо парировать. Его стойкость и могущество позволяли ему всё это свершить. И он таким образом успешно выстаивал против меня. Я даже не пользовался даром предсказания, чтобы выстраивать свою тактику победы над ним. Пусть всё решит неизвестность. Хотя для искусного воителя бой никогда не станет загадкой. Так и я видел шаги, ведущие к моей победе, я подмечал каждый этап, ведущий меня к окончанию этой битвы. И ведь он осознавал всё это. А потому было ощутимо, как он пытался сменить тактику, как он пытался вырваться из-под каскада моих ударов, чтобы перенять инициативу. Но я не пускал его. Несмотря на то, что среди этих невеж я сумел отыскать достойного воителя, всё же мы здесь сражались насмерть, а не ради тренировки. А потому, снося мой натиск, он продолжал выстаивать и сражаться, попутно ища возможности для того, чтобы превозобладать надо мной. Но ничего не получалось. Поражение надвигалось, медленно и верно надвигалось на него.