Уже подходил к концу этот день, а победы всё не было. Аздуны при всём нескончаемом граде ударов, который на него насылали сик’хайи, всё равно были огромными, как будто бы они вовсе не испытывают никаких нападений. Катиара уже измаялась сражаться с тирфом. Испробовав на нём все свои приёмы, она не могла выйти из порочного круга. Однако, пытаясь обогнать этого саткара, она развила настолько неимоверную скорость реакции, что порой даже сама не успевала уследить за своими же магическими приёмами. Помимо этого, она открыла для себя возможность составлять комбинации эффектов, которые плавно перетекают одна в другую, так что сложно заметить эту самую границу, где закончился первый эффект и начался второй. Таким образом она изловчилась уничтожить лишнюю сущность тирфа. Но, увы, дальше четырёх она так и не смогла подобраться. Была ещё одна возможность в магии сопна – специальный приём, который направлен на подавление духа. Она связывала эту способность с Раграоном, саткаром-владыкой, который повелевал некими деморализаторами. Этот приём подавлял дух существа из-за чего ослаблялась связь с его сущностями. Иногда Катиаре удавалось подстроить всё так, чтобы с тремя сокрушёнными сущностями тирф оказывался под действием подавленного духа. В таком случае, если враг не успеет вовремя среагировать, а слуги саткарала усилят натиск и не промахнутся, да и Катиара выжмет из себя побольше сил, им четверым удастся добраться до шестого рубежа защиты, но только лишь добраться. Средств на её сокрушение у них уже не найдётся. Да, чародейка сосредоточилась на этом методе, потому что считала его наиболее действенны. Оковы сопна бессмысленно задействовать, если тирф всё ещё чувствует себя прекрасно. Она, конечно, пыталась после того, как пять сущностей были сломлены, набросить на него цепи саткарской магии, чтобы пленить, но это было слишком даже для неё. Всё происходило буквально на грани возможного. И одно лишнее движение могло порушить всю конструкцию. Поэтому при попытке накинуть аркан саткарала тирфу удавалось восстановить одну, а при больших усилиях две сущности, так что сопна опять укладывался на защищённого тирфа. И всё приходилось начинать сначала или же искать другой способ, как поработить этого назойливого саткара. И каждый раз владыка желаний начинал язвительно усмехаться над ней. Поначалу Катиара со свойственным ей азартом принимала это как вызов и, горя энтузиазмом, продолжала сражение с этим существом. Но постепенно всё это превращалось в рутину. Каждый промах отзывался волной гнева, который растекался неприятным трепетом по всему телу, а ядовитые замечания Майваона только лишь добавляли раздражительности. Помимо всего прочего, то, что саткар испытывал от этого некое садистское удовольствие, венчало гнев чародея. И знающие скажут, что Катиара сейчас совершала огромнейшую ошибку. Разум мага – это его оружие. Гневаясь, она делала только лишь хуже. Да, у этой сенонки, помимо преимуществ, были также свои недостатки. И один из них – это нехватка самообладания. И, казалось бы, ей нужно срочно одуматься и стать холодной скалой, чтобы не позволять своему эго отдалить её от победы. Однако ж именно это недостаток и натолкнул её на ещё один способ, с какой стороны поразить саткара с шестью сущностями, защищающими его жизнь от гибели.

Как раз битвы с крэл’зудом подходили к концу, и Неис готовился уничтожать сам кристалл. А это значит, что тирф перестанет получать подпитку силой саткара, которую реконгеировало из леднорала это устройство. Владыка желаний уже столько раз «сорвался с её крючка»[1], что это буквально вызывало в ней самый настоящий взрыв эмоций. И тирф каждый раз громогласно хохотал над этим. Однако ж вместе с тем он использовал этот самый изъян против неё. Во время таких приступов ярости разум Катиары был уязвим. И он, как владыка желаний, мог проникать туда. Конечно, с налёта у него это не получится, потому что чары всё-таки оберегали её. Но с каждым таким приступом он всё успешнее прокрадывался в её сознание. В таком случае она и уж тем более Курул не могли заметить этого. Так что постепенно саткар подбирался к тому моменту, когда он сможет стать к чародейке слишком уж близко. Сложно было разобраться в сумбуре тех мыслей, что витали в тот миг в голове сенонки, а потому невозможно сказать наверняка: было ли это её планом, или же всё получилось совершенно случайно.

Но, когда КРЭЛ рухнул, прекратился поток саткарской мощи. Тирф перестал получать дополнительные силы. Он, конечно, вознегодавал от этого, однако ничего поделать не мог. Теперь каждый сражался с саткарами так, как нужно, так, как если бы они просто встретились друг с другом. Правда, сик’хайи не почувствовали никаких ослаблений – может, аздуны и начали восстанавливаться медленнее обычного, однако их уничтожение всё ещё было сложным делом. А борьба с ними продолжала быть изматывающей: громоздкие твари не переставали стонать, вонять и кровоточить лавой. Правда, Владоук почувствовал-таки ослабление, из-за чего его дело стало ещё более простым. Он вообще мог расслабиться и не бояться чего-либо. В большинстве случаев сик’хайи справлялись сами. Ему нужно было только следить за незримыми для не-чародеев потоками саткарской магии, которые могли прилететь от тирфа или какого-нибудь аздуна. Исполины, конечно, теряли способность производить магию, несмотря на то что ими сейчас управлял раждалод, но по большей степени именно из-за того, что в сердцах множественных саткаров сидели повелители огненной стихии, изредка в качестве остаточно эффекта с поверхности кожи одного из таких саткаров сорвётся поток саткарской магии, которую перехватит Владоук и поглотит. Его миги уже давно не были сосредоточены на этом ритуале, а просто так сидели на гранях пентаграммы. Чародею было достаточно для этих дел собственных сил. Неис после уничтожения кристалла вернулся, однако ни с кем в бой не вступал, а лишь неспешно кружил над полем этой битвы в обличии тени Пустоты. Так как над миров нависала ночь, его не было видно.

Когда Катиара одержит победу над тирфом, это ещё сильнее ослабит аздунов, ведь присутствие этого саткара поддерживало их. Но по той причине, что перевес сил был на стороне сик’хайев, этой самой победы так и не наступало. Тирф, конечно, почувствовал, что кристалл реконгеации энергии леднорала потерян и что теперь он справляется собственными силами, но ослаблять натиск из-за этого не стал. При каждой вспышке гнева своей оппонентки он всё ближе подбирался к её сознанию, так что буквально чувствовал пульсацию злобы в её мыслях. И вот, когда он в очередной раз «сорвался с крючка», что обычно влекло за собой восстановление двух рубежей его сущности, Катиара разразилась жуткой бранью, и он пожертвовал своей защитой для того, чтобы прорваться к её разуму. Курул в этот момент усилил натиск, и это дало свои результаты. Ему удалось сделать невозможное – сокрушить одним махом все оставшиеся сущности, так что тирф остался совершенно беззащитен. Этого мгновения вполне могло бы хватить для нанесения заключительного удара, если бы чародейка не была занята самобичеванием. А, когда она это заметила и потянулась к нему, тирф отступил от неё и, страшась собственной гибели, собрался со всеми своими силами и поглотил одного аздуна, чтобы использовать его для производства мощного выброса силы. Эта волна прервала все процессы. Так что все сущности, которые удерживали уничтоженными архидур и крэл’зуды Катиары, тут же восстановились, и саткарам, а также саткаралу пришлось заново уничтожать их. Сильная сдерживающая пентаграмма не позволила владыке желаний покинуть поле битвы и бежать. Это немного обозлило его, так что он возобновил все свои иллюзии с натисками на разумы всех живых существ. Владоуку пришлось немного напрячься, но он воспринял это даже с радостью, потому что сделалось скучно оттого, как же всё легко давалось ему. Миги поднялись с мест и сосредоточились на поддержке своего владыки. Конечно, сил они давали очень мало, но даже такая небольшая надбавка была для саткарала в радость. Сик’хайи, у которых аздун просто развалился на тлеющие лоскуты плоти, поняли, что враг погиб не из-за их усилий, а потому не сильно радовались этому, но перераспределились так, чтобы помогать другим бороться с этими мерзкими творениями извращённых умов. Катиара с её слугами, конечно же, продолжили терзать тирфа. Чародейка обдумала то, что получилось, и собиралась повторить этот приём. Потому что впервые за этот бой она увидела своего противника беззащитным. Это придало ей стремления, так что она стала дожидаться того момента, когда же тирф снова начнёт прорываться к ней в разум. Она даже приготовила один магический приём, что, когда враг сунется к ней в очередной попытке захватить её сознание, сопна схватит его и не отпустит. По сути, это был отложенный приём оков сопна, который сработает самостоятельно без участия самого саткарала. Это было именно то, что нужно. Да вот только и тирф не торопился соваться в эту ловушку. Видя это, Катиара сначала насмехалась над ним в своём сердце, всё ещё пребывая в ожидании того, когда же этот бедный тирфик решится на очередной шаг. Она ощущала себя охотницей, что затаилась в ожидании своей жертвы. И какое-то время это её забавляло. Да вот только, как известно, затянувшееся ожидание оборачивается уже не наслаждением, а мучением.

Минула середина ночи. Битва всё никак не собиралась подходить к концу. Сик’хайи устали ковырять аздунов. Несмотря на то, что они уже изрядно умалились, нужно было потратить ещё столько же времени и сил для их окончательной гибели. Если бы сик’хайи видели, что осталось совсем чуть-чуть, тогда бы у них прибавилось сил для решающего рывка. Но то, что они видели, скорее, отнимало силы, так что они вкладывались не так бодро, как могли бы. Даже Владоук начал выдыхаться из-за того, что ему приходилось постоянно сдерживать натиск тирфа и отслеживать случайные выбросы сопна, исходившие от исполинских саткаров. Терпение Катиары вновь начало истаивать. Ей не хотелось быть затаившейся охотницей. Она жаждала видеть Майваона у себя в подчинении. А тот всё никак не давался. Уже всё готово: и архидур намеревался усилить натиск по незащищённому саткару, и ловушка возведена. Однако тот не решается подобраться к разуму Катиары, чтобы попытаться поработить её, из-за чего она опять злилась и забывала обо всём на свете. А тирф именно этого и дожидался. Он и сам изрядно подустал из-за всего этого, однако не переставал внимательно следить за её разумом, когда противница сделается уязвимой для его уловки. Он видел, когда она затаилась; он видел, когда она стала терять бдительность; он видел, когда можно уже было приступать к действию. Однако нужно было что-то придумать, как отвлечь её архидура. Направив часть своих сил на полководца саткаров, он попытался оплести его разум иллюзиями и своим давлением. Но, как и у него, у архидура были свои рубежи защиты. А потому бессмысленны все его потуги, пока хотя бы одна сущность сберегает его. А разрушать их было ещё более бессмысленным делом, ведь тирфу даже нечем это делать. На крэл’зудов он даже не смотрел, ведь их сила заключалась не в разуме, а в их ловкости и скорости. Этих стражей КРЭЛа невозможно подчинить через разум. Когда у тирфа ничего не вышло с архидуром, ему не оставалось ничего, кроме как совершить обманный манёвр. Выждав очередного приступа ярости Катиары, тирф снова стал прорывать к ней. Курул снова усилил натиск и уничтожил все его сущности, оставив врага беззащитным. Но, как только он добрался до последней, тирф сразу же поглотил ещё одного аздуна, поломав очередной план Катиары. Так что даже заготовленный капкан сопна захлопнулся впустую. Девушка хотела было взъяриться, однако заставила саму себя посмотреть на это с другой стороны – саткар оказался ей не по зубам. Но разве может какой-нибудь обитатель Хора превзойти её, самого сильного саткарала во всех мирах? Это был вызов, не иначе. Азарт в очередной раз взыграл в ней, и, пока Майваон возвеличивал самого себя, оглашая всю округу собственными возгласами, она приступила к очередной попытке, начав всё заново, с самого начала. Это был хороший показатель роста над сомой собой, что в тот же миг отразилось на её действиях, ведь она методично повторяла каждый свой шаг, какой она сделала для того, чтобы подобраться к его гибели. Можно сказать, она уже дважды видела его без своего шестикратного покрова сущностей. А это значит, что она уже дважды побиралась к его гибели. Осталось теперь приложить чуточку больше усилий, и враг будет сломлен. Однако теперь она не ярилась, не поддавалась на эту слабость. Её взгляд был непрестанно прикован к нему. Она смотрела лишь на него, на то, как этот обречённый тирф отбивается от её крэл’зудов и архидура. Её саткары бились на пределе возможного. Она низвергала всю свою магическую силу на него, всю без остатка. Но этого было мало. И она это понимала, а потому сменила подход. Да, она продолжала бомбардировать его сопна со всех сторон, разными методами. Однако в то же самое время она безотрывно наблюдала, следила за тем, какие ошибки он совершает. Все они были мелкими и незначительными. Однако она подмечала их и старалась направлять свою силу именно туда, именно в эти пробоины, которые образовывались. Она – магистр сопна, она – вершина магии саткаров. Никто не будет равен ей по силе. Она сломает этого саткара и поработит его. Кажется, её сопна жил своей жизнью – потоки сами разили туда, куда она захочет. Ей не нужно было направлять эту силу. Стоит только попросить, нет, пожелать, и её магия сама устремится, куда нужно. Она не мастер, она – богиня сопна. А этот тирф – просто ничтожное существо, посмевшее бросить ей вызов. Вся эта концентрация сопна и бесконтрольные метания находились за гранью даже тирфа. Постепенно бьющие в слабые места частицы магии разъедали и подтачивали его оборону сущности. Понимая это, саткар начал паниковать. И содержание речей его сменилось. Теперь он не возвеличивал себя, а хоронил, но с обещанием, что его властелин вырвет его из её рабства, и тогда она пожалеет, что сделала это. А ещё, как и Устиладон, Майваон принялся предупреждать её о Терваигоне, третьем тирфе, что пытается штурмовать Зерталамут, говоря:

– Бойся мощи Терваигона.

Однако все его слова лишь эхом унеслись прочь. Пентаграмма дополнилась символами порабощения и уже готовилась принять нового саткара в свои объятья. В последний раз упомянув Терваигона, сломленный тирф исчезает в сиянии пятиконечной звезды Катиары. Девушка не устала физически, однако ей нужна была передышка магическая. А потому крэл’зуды и архидур исчезли. И она уставилась лишь на то, как сик’хайи соскабливают с аздунов их плоть. Она хотела бы помочь, но чуть позже. Однако в тот же миг стала свидетельницей того, как все эти исполины загорелись зелёным пламенем и тут же исчезли в нём. После того, как поле битвы потонуло во мраке, с небес спустился Неис. Спокойный и наполненный мрачным холодом голос бессмертного сказал:

– Вы отлично справились. А теперь можно и отдохнуть.

Эти слова, словно заклинание, повалили наземь всех сик’хайев, которые облегчённо шипели в предвкушении блаженного отдыха.

Катиара приблизилась к Владоуку, когда тот присоединился ко всем остальным в этом вожделенном бездействии, когда силы начинают возвращаться в двойном размере. Воздвигшись над ним, она сказала:

– Послушай, ты молодец, что направил свои силы на поддержание этого боя.

От удивления саткарал даже поднялся с земли и, не скрывая своего состояния, спросил:

– Это что сейчас было? Похвала?? От тебя???

Девушка усмехнулась:

– Ну, говорю, что вижу. Уверен, ты сейчас думаешь, что всё это шутка, что Катиара сейчас начнёт насмехаться над тобой, ведь ты используешь ритуалы для создания противовеса. Знаешь, пусть. Пусть ты не так силён, как я, но ты использовал то, что можешь, что умеешь, ради достижения общей цели. Ты молодец. В общем, вот.

Размешивая удивление, настороженность и удовольствие от того, что великая чародейка, которая прямиком на его глазах пленила самого настоящего тирфа, похвалила его, он замешкался с ответом, а потому только и успел сказать «Спасибо», как звонкий голос Катиары подхватил его: