Шрифт:
Древний вампир и правда «загорал» на крыше повозки, запрокинув голову. Громадина с железными болтами и глухой дверью будто перевозила адский арсенал.
— Что внутри? — спросил Диас, хоть и не хотел.
— Последний аргумент, — Батист сверкнула золотыми зубами. — Если повезет — не узнаешь.
Диасу давно не везло. Он сжал флакон с кровью Святой Беатрикс под рясой, шепча молитву хранителю сандалии Спасителя. Вера — мой якорь. Он — монах, хоть и невольный. Первая из Двенадцати Добродетелей. Будет держаться. У Всевышнего есть план. И роль для него. Не главная. Эпизод — и то ладно. Он попытался улыбнуться, но язвы впились в губы, заставив сморщиться.
— Вы родственник, — герцог Михаил говорил с легкой насмешкой, контрастируя с каменным лицом Якоба, — тому Якобу из Торна, что был чемпионом императора Бургундии?
Глаза рыцаря сузились еще на волосок. — Торн — большой город. Много Якобов.
— Верно, — брат Диас вспомнил пыльный фолиант о Ливонских крестовых походах. — Был Якоб из Торна — Великий магистр Золотого Ордена Тамплиеров.
— А еще тот, что Палачом Папы служил? — Батист усмехнулась, словно знала секрет. — Или это Януш из Торна? Или Йозеф?
— Якоб, — брат Диас вздрогнул, обнаружив лицо эльфийки в сантиметре от своего. Та подъехала бесшумно, как призрак.
— Санни, — кивнул Якоб.
Она говорила монотонно, почти не шевеля губами: — За нами следят.
— Что? — Диас дернулся в седле, уставившись на лес. — Никого не вижу!
— Предупреждаю до того, как опасность станет очевидной, — отозвалась эльфийка.
Улыбка герцога померкла. — Сколько?
— Три-четыре десятка. Держатся в полумиле сзади.
Мышца на шраматированном лице Якоба дернулась. — Впереди?
Санни склонила голову, сузив неестественно большие глаза. — Пока нет.
Брат Диас грыз язву на губе. — Неужели вы ждете... проблем... — Святые, зачем я это сказал? — так близко к Святому Городу?
— Я жду всего и ничего, — пробурчал Якоб. — Особенно после этого назначения. Батист! На этой дороге есть что-то укрепленное?
— Постоялый двор «Катившийся Медведь» южнее Каленты. Говорят, император Карл Шаткий ночевал там перед коронацией. Интересная история, кстати—
— Позже, — оборвал Якоб.
— Если выживем, — добавила Санни.
Что-то пошло не так. Колонна ускорилась, повозка тряслась еще бешенее, чем прежде. Герцог Михаил отстал, чтобы шептаться со своей несчастной племянницей. Гвардейцы хватались за оружие, вглядываясь в лес. Бальтазар планировал дождаться темноты, но мудрец всегда готов воспользоваться моментом.
Он повернулся спиной к вознице и украдкой вытащил молитвенный лист из рукава.
— Что затеяли, маг? — пробормотал барон Рикард с проблеском интереса.
Бальтазар разгладил бумагу на крыше повозки, поместив исцарапанное красным запястье точно в центр начертанного круга силы. — Разрываю этот смехотворный оберег.
Волна тошноты накатила при мысли, но он подавил ее.
— Где взяли бумагу? — поинтересовался вампир.
— Тот аколит обронил лист. Я подобрал.
— Ловко. А перо?
— Импровизировал обрезком ногтя.
— Изобретательно. Чернила необычной консистенции.
Бальтазар отвлекся от расчета углов диаграммы, нахмурившись. Кровь была бы идеальна, но после тщетных попыток соскрести ее в камере он выбрал иное. — Мы Часовня Святой Целесообразности. Я поступил целесообразно.
Барон сморщил нос: — Чую запах.
— Вы нюхали и похуже, — буркнул Бальтазар. Рунки вышли кривыми, но с говном и ногтем о каллиграфии не спорят.
Он сглотнул тошноту, подгоняя ориентацию круга. Без ритуальной плиты и севера под колесами это был фарс, но лучшего не жди. Ему недоставало серебряных игл, магнитного камня, отвесов — все, наверное, сожгли охотники на ведьм, варвары...
— Дождь начинается? — барон Рикард лениво поднял лицо. Небо хмурилось, первые капли шлепали по крыше.
— Блять! — зашипел Бальтазар. Чернила из человеческих экскрементов стремительно расплывались под дождем. Рунки превращались в бесформенные кляксы. Сейчас или никогда.
Он сложил знак команды над проклятой красной полосой и начал произносить три заклинания: ослабления, разрыва, рассечения. Коротко и ясно — зрелищность тут ни к чему. Три слова, трижды повторенные. Чувствовал, как сила копится в груди, пальцы покалывают. Даже в этом аду он наслаждался магией — властью над реальностью. Сжал веки, выкрикивая последний слог под холодным дождем, сердце колотилось в висках.