– Почему? — спросил я.

– Потому что вы меняете всё слишком быстро, — ответил он. — Империя не выносит резких поворотов. Вы её сожжёте, как Пётр.

– Нет, — сказал я. — Я не сжигаю. Я перетапливаю сталь.

Я подписал указ об удалении Данилова с должности. Его место занял генерал Лавр Корнилов — человек действий, а не интриг. К ночи я получил шифровку: Румыны согласны. Чехи начали движение. Вена нервничает.

Я поднял глаза к потолку:

– Игра начинается. Но я — не пешка.

В полночь прибыл личный курьер с юга. В руках — папка с печатью и подписью короля Кароля I. Я снял перчатки и медленно развернул бумаги.

«…В обмен на гарантии безопасности и территориальных приобретений на западе Трансильвании, Румыния готова выступить на стороне Российской Империи…»

Под этим — тонкая приписка чернилами:

“Но король опасается за свою корону. Просит вас — как монарха к монарху — дать личное слово.”

Я вздохнул. Политика Балкан — как игра в шахматы на льду: ни один ход неустойчив.

Я сел за стол, взял перо.

«Ваше Величество, — начал я, — в мире, где престолы рушатся, слово между королями — единственная валюта, не обесцененная временем…»

Я пообещал поддержку. И ещё больше — я предложил союз двух корон. Румыния, будучи маленьким государством, нуждалась в опоре. Россия — в форпосте. В тот же день началась операция прикрытия — в Бресте появилась ложная делегация, будто бы ведущая переговоры с Германией. На деле — это была наживка. Информация о «секретной капитуляции России» просочилась к австрийцам и вызвала панику. Вена ослабила давление на Карпаты, а мы ввели скрытые части в Закарпатье под видом снабжения.

Через три дня, под видом торговой миссии, в Москву прибыл Томаш Масарик. Я принял его в Зимнем дворце.

– Россия изменяется, господин Масарик, — сказал я. — И она может стать тем, кто даст Чехии будущее.

– А вы готовы отпустить часть того, что считаете империей? — спросил он.

– Не отпустить. Переплавить. Из старой Империи должна родиться новая — союз сильных народов, а не затхлая клетка.

Он молча кивнул. И я понял — он поверил.

Когда ночь опустилась на Петербург, я стоял на балконе и смотрел на звёзды. Где-то там шли переговоры, велись бои, рождались заговоры и строились новые линии фронта. Но теперь, впервые за всё время, я ощущал преимущество.

Империя больше не оборонялась.

Она шла в наступление.

Неделя прошла под завесой бурной дипломатической активности. Ставка в Могилеве кипела — карты, отчёты, доклады о передвижениях войск, а главное — депеши с Балкан. Брестская комбинация превращалась из дерзкого плана в конкретные действия. Из Вены пришли тревожные известия: в Праге начались волнения. Чехи, воодушевлённые нашими переговорами с Масариком, организовали подпольные комитеты, распространив манифест о «национальном самоопределении под покровом славянской державы». Австрийская полиция реагировала жёстко, но поздно. Сербия же, несмотря на сожжённые города и давление немцев, оживилась. Через наши посредники в Бухаресте они получили информацию о готовности России к масштабной поддержке — не просто военной, но политической. Было ощущение, что Балканы снова, как в древности, становятся пороховой бочкой Европы. И мы держим фитиль. Однако даже среди этой дипломатической шахматной партии происходили неожиданные события. В Варшаве был пойман агент германского Абвера, пытавшийся установить контакт с оппозиционно настроенными депутатами Думы. По его допросу выяснилось: Берлин опасается не нашего наступления — а нашей модернизации. Новый образ России, который мы начали формировать, пугал не меньше пушек.

Я собрал министерский совет.

– Господа, мы подошли к грани. Европа балансирует над бездной. Одно неверное слово — и обрушится всё. Мы не допустим этого. Мы не допустим революции, не дадим повода нашим врагам называть нас варварами или отсталыми. Мы станем тем, чем должны были быть — оплотом порядка и надежды.

Министры молчали, но лица были иными. Больше не было снисходительных взглядов или тайной иронии. Даже старый граф Витте кивнул — впервые без сарказма.

В тот вечер я подписал два указа:

О формирование Славянской дипломатической лиги – неофициального союза Чехии, Сербии, Румынии и России, пока ещё не признанного, но уже начавшего действовать.О создании Имперского аналитического бюро – структуры, который я доверил подготовку всех будущих решений. Оно будет основной новой России, аналитической и прагматичной.

Брестская комбинация свершилась.

Теперь очередь за Веной.

Пока в дипломатических канцеляриях перья скрипели по бумаге, по тайным каналам шли иные приказы. Под грифом «Совершенно секретно» из Ставки уходили телеграммы, завернутые в простые купеческие письма. Мы с Генеральным штабом начали реализацию плана «Ольхон» — скрытного переброса дивизий к потенциальным фронтам против Австро-Венгрии под видом манёвров. В этом нам помогал старый план генерала Сухомлинова, пересмотренный лично мной: не фронтальное столкновение, а кольцо. Удар с севера — из Волыни, параллельно с подстрекательством восстаний в Галиции, где украинские крестьяне уже давно роптали на венское правление. Пока немцы ждали капитуляции в Бресте, наша разведка устроила блестящую дезинформационную игру: в Австро-Венгрию попали поддельные документы, согласно которым Россия готова оставить южный фронт и сосредоточиться на внутренних реформах. Ложь сработала — кайзеровские генералы начали перегруппировку.

В один из дней я получил письмо от своего старого знакомого — британского дипломата Джорджа Бьюкенена. В нём он писал:

«Ваше Величество, в Лондоне вас вновь опасаются. Но теперь — с уважением. Вы ведёте игру, которую ещё год назад никто не поверил бы возможной…»

Я улыбнулся. Да, игра шла ва-банк. Но у меня было то, чего не было у Николая Второго в прошлом: знания о будущем и решимость править, а не наблюдать. И вот, в конце февраля 1914 года, за закрытыми дверями особняка в Одессе, представители Сербии, Чехии, Румынии и Болгарии подписали тайный протокол. Легализовать его пока было невозможно, но союз был создан.