– Мы не собираемся, господа. Мы наступаем.

В зале воцарились тишина. И только Сухомлинов выдохнул:

– Восточная Пруссия?

Я кивнул.

– Быстрый удар по Восточной Пруссии. Пока Германия завязла в альпийском театре, мы прорываем их северный фланг. Не даём времени перегруппироваться. Не даём им по привычке навязать нам свою игру. Мы идём первыми.

Многие ещё колебались. Старый генералитет боялся перемен – но видел, как логика событий разворачивается не по привычному ходу. Они видели: я не просто царь. Я знал, куда веду империю.

– Сараево было первой победой. Не последней, если вы мне доверитесь, - закончил я.

И тогда все, пусть и с сомнениями, встали.

– За Империю, - произнёс Сухомлинов.

И тогда я понял – мы действительно изменили ход истории.

Ночью, уже вернувшись в свои покои, я долго не мог уснуть. Письма, донесения, планы боевых операций лежали передо мной на столе. Где-то далеко, в тёмных лесах Галиции, шли бои. Я чувствовал это кожей – пульс эпохи бил в унисон с моим собственным сердцем. Я вспомнил, как всё началось: пробуждение в чужом теле, в теле Николая ll, перед зеркалом, с пульсирующей головной болью и странным осознанием, что вся история теперь в моих руках. И вот – спустя месяцы, я уже принимаю решения, от которых зависит судьба миллионов.

– Ваше Величество, срочная депеша из Парижа, - заговорил адъютант, входя без стука.

Я поднял взгляд.

– Говори.

– Франция подтвердила: в случае нападения Германии на Россию – они активируют союзнические обязательства. Британцы… пока молчат.

– Они всегда молчат до последнего, - ответил я устало, - но у них слишком много интересов, чтобы стоять в стороне.

Я подошёл к окну. Тьма за ним сгустилась, как чернила. Где-то там, за горизонтом, шли поезда с солдатами, двигались эшелоны, заряжались орудия. Идеи, которые я заложил – реформы, армейские преобразования, новые учебные программы и смена командного состава – начали приносить первые плоды.

– Война начинается не на полях, - прошептал я. – Она начинается в голове. И я в этой войне был готов первым.

Стук часов отбил полночь.

Сараево было только искрой. Но пламя разгорается на востоке. И я поклялся: теперь история будет написана иначе.

Тишина в зале военного совета была почти священной. На стенах – карты. На столах – отчёты, разведданные, схемы снабжения. В воздухе – напряжение, от которого звенели нервы.

– Наступление начнётся на рассвете, - сказал я, глядя в глаза генералам. – Не от обороны – от смелости будет зависеть судьба всей Европы.

С востока доносились первые глухие раскаты артиллерии. Это были не просто залпы. Это была музыка новой истории, которую мы начинали писать. Операция «Молния» - так я её назвал лично – была выстроена с точностью до минуты. Впервые за всю историю русской армии мы опирались на координацию с телеграфной поддержкой, централизованным командованием и новыми разведгруппами, которые формировались по моему приказу ещё в марте. Командующий Северо-Западным фронтом генерал Самсонов – молодой, но решительный офицер – получил чёткие инструкции:

«Не медлить. Удар через Летцен к Кёнигсбергу. Задача – парализовать немецкую логистику, лишить их инициативы и перехватить темп.»

Пока штабы обсуждали, на границе уже гремела артиллерия. Русские войска, пере-обмундированные, снабжённые новыми образцами оружия, начали марш. Из окна Ставки я наблюдал за флагами полков, что шли под молитвы и звон колоколов. Люди верили. Не просто в победу – в империю, которую я стремился восстановить не только силой, но и смыслом.

– Как в старые времена… но теперь с новой кровью, - прошептал я, сжимая в руке указ, подписанный ночью: «О военном кредите на восстановление западных железных дорог».

– Ваше Величество, - вошёл адъютант. – Немцы не ожидали такого. Первая линия прорвана. Мы вошли в пределы Восточной Пруссии. Город Сольдау уже под контролем.

Я закрыл глаза. Всё шло по плану. Впервые с начала этой новой жизни я почувствовал: история дрожит. И дрожит от моих шагов.

– Передайте всем, частям, - сказал я, оборачиваясь, - Россия идёт не мстить. Россия идёт побеждать.

И в этот миг я знал: если мы удержим темп – мир уже не будет прежним.

Из Ставки начали стекаться всё более обнадёживающие сообщения. Линия наступления уверенно продвигалась на запад, и, казалось, сама судьба была на нашей стороне. Поезда с боеприпасами не застревали на путях – новые логистические узлы, созданные в апреле, действовали без перебоев. Медицинские эшелоны, мобильные кухни, восстановленные телеграфные линии – армия наконец-то начала работать как единый организм.

– Впервые я вижу, чтобы русская армия наступала не «по благословению», а по расчёту, - признался мне генерал Алексеев, глядя на сводку. – Это больше не молебен на фронте, а наука.

Я кивнул. Именно этого я и добивался. Сила империи – в разуме, а не в чудесах.

Но надвигалась гроза.

С юга поступили тревожные сведения: немцы начали переброску дивизий с запада. Австро-Венгрия выдохлась уже в первые недели, и Кайзер теперь был вынужден держать фронт сам. Он не ожидал, что Россия начнёт наступление так рано, так организованно, и уж точно не в обход старых стратегий.