– Государь, - шепнул мне Петров, один из моих личных охранников, появившись на пороге комнаты, - князь Львов просит немедленного приёма. Говорит, вопрос срочный, связанный с Думой.

– Пусть войдёт.

Князь Львов был бледен, его пальцы дрожали.

– Ваше Величество… - начал он, - в закрытых кругах Думы начали обсуждать возможность «временного ограничения царских полномочий» в случае затяжной войны. Это предложение уже циркулирует через некоторых либеральных депутатов… и, увы, через банкиров.

Я встал. Сердце сжалось, но голос мой остался холоден:

– Пусть думают. Пока они лишь думают, я уже действую. Они не понимают, что это новая Россия – не слабая, не раздробленная. Это Империя с хребтом из стали.

Я взглянул на карту. Война на фронте – ясна и прямолинейна. Но война внутри – тонкая, подлая, змеевидная. Каждый мой шаг реформы отбрасывал тень, в которой затаились прежние элиты, недовольные потерей влияния.

– Передайте им, - добавил я, - что кто попытается ограничить волю Императора, будет иметь дело с волей народа. А она отныне едина со мной.

Львов молча кивнул и покину покои.

Я остался один, глядя на горящую свечу. Пламя пульсировало, как сердце империи.

Три фронта. Один шанс. Ни шагу назад.

На следующий день, едва рассвело, прибыл генерал Алексеев. Его лицо было суровым, глаза – внимательными, будто что-то беспокоило его сильнее, чем бои на фронте.

– Государь, - начал он без лишних церемоний, - я был в штабе Северо-Западного фронта. Победы приходят, да. Но настроение среди высших офицеров неоднозначное. Мол, слишком всё быстро меняется. Кто-то считает, что вы слишком «вмешиваетесь».

Я сжал кулак. Это уже был не шёпот – это было предупреждение.

– Кто именно? – спросил я.

– Имена вам известны. Гурко. Данилов. Даже некоторые из старых аристократов. Они считают, будто новая армия и новые реформы разрушают традиции. Говорят, «так Николай ll не поступал бы».

Я подошёл к окну. Внизу шумела жизнь: Москва уже чувствовала силу. А наверху – среди золота и генеральских лампасов – рождалась новая угроза.

– Я и не Николай Второй, - тихо произнёс я. – Я тот, кто исправит его ошибки.

Алексеев встал.

– Тогда вам придётся идти до конца, Ваше Величество. Потому что половинчатая победа – это поражение.

Я кивнул.

– Спасибо, Алексей Ермолаевич. Вы – один из немногих, кто это понимает.

Три фронта снаружи… и четвёртый – внутри. Именно он был самым опасным.

Этим вечером я подписал указ о создании «Службы государственного баланса» - новой разведки, подчинённой лично мне. Они будут следить не за врагом извне – а за теми, кто носит эполет и улыбается при дворе, но мечтает вернуть старый порядок. В ту ночь мне приснился сон: Империя – как корабль в бурю, а я – у штурвала. Но ветер всё сильнее, и внизу уже кто-то подпиливает мачту.

Удержать. Усилить. Не дрогнуть.

Я стоял над картой Восточной Европы. В Польше наступление стабилизировалось, на Кавказе армия прорвала османскую линию, а Австро-Венгрия трещала по швам. Но именно в этот момент мои советники предложили нечто неожиданное — дипломатическую игру, способную изменить весь расклад.

– Ваше Величество, — заговорил министр иностранных дел Извольский, — если позволите, мы предлагаем начать сепаратные переговоры в Брест-Литовске. Но не с немцами… с румынами и чехами.

– Чехи? — приподнял я бровь.

– Именно. Среди них — нарастающее недовольство венской короной. Мы можем предложить им автономию или даже перспективу собственного государства… под покровительством Империи. Это ударит по Австро-Венгрии изнутри, быстрее, чем любые пушки.

Я сел. Впервые мы не догоняли события, а опережали их.

– А Румыния?

– Румыны ведут двойную игру. Но если дать им обещание трансильванских земель и подписать тайный протокол, они склонятся к нам. Это даст нам прямой выход в Балканы.

Брестская комбинация — так мы её назвали. В течение двух недель мои эмиссары вели переговоры в тени. Брест-Литовск, ставший позже символом поражения, на этот раз стал ареной новой геополитической партии, где не пушки, а слова раскалывали врагов. Тем временем внутренняя угроза продолжала расти. По моему распоряжению, Служба государственного баланса арестовала троих высокопоставленных офицеров — прямых связных с группой, желавшей «ограничить власть императора».

Один из них — генерал Данилов — сидел передо мной, холодно молчал.