Я отправился в телеграфный зал и продиктовал личное послание кайзеру Вильгельму:

«Ваше Величество,

Ваши доблестные войска оказались в кольце — не из-за слабости, а потому, что в этот раз Россия пришла не с покорностью, а с разумом и волей. Мы не ищем унижения Германии, но и терпеть её пренебрежение больше не намерены.

Подумайте: пока ещё есть шанс решить судьбу Европы за столом, а не в окопах.

Николай II»

Я передал сообщение и вышел на балкон. В небе над Петербургом вспыхивали первые звёзды. Россия сделала первый ход. И этот ход уже изменил всё.

Утро в Ставке началось с грохота шагов и вороха донесений. Генералы и курьеры сменяли друг друга, словно вихрь, но я сидел спокойно, глядя на карту. Вечернее сообщение кайзеру отправлено. Ответа пока не было. Но мне не нужен был его ответ – мне нужна была его ошибка.

– Восточный фронт укреплён, Ваше Величество. Победа у Алленштайна укрепила мораль, призывники идут охотно, - доложил начальник штаба. – Запад мобилизуется. Но Франция всё ещё держит лишь оборону.

– Она и не должна пока идти вперёд, - сказал я. – Нам нужно сдержать немцев и дать понять: мы не позволим им диктовать темп. Россия – дирижёр этой симфонии. Пока что.

Тем временем на юге, в Галиции, началась активизация австро-венгерских частей. Мы направили туда армию Брусилова. Цель – не только сдержать, но и вытеснить противника с нашей земли, а затем – нанести решающий удар по Карпатам. На третьем фронте – внутреннем – также началось наступление. По моему указу запущены реформы: в Думе приняли закон об упрощении крестьянского землевладения, введена новая система снабжения армии напрямую через казну, минуя проворовавшихся посредников. Народ начал чувствовать перемены. Я чувствовал, как тяжёлый механизм империи, впервые за долгое время, начинает вращаться в нужную сторону.

– Государь, поступило донесение: кайзер Вильгельм ответил, - в кабинет вошёл граф Игнатьев с бумажным листом. – Его Высочество заявляет, что «не ведёт войн по указке восточного деспота» и «готов ответить огнём на огонь».

Я склонил голову.

– Значит, он выбрал меч. Тогда мы дадим ему битву.

Три фронта. Война за территорию, война за умы, война за будущее. И над всем этим – моя воля. Не как Николай ll, а как человека, пришедшего из времени, где всё уже было потеряно. Но не в этот раз. Я взял перо и подписал ещё один указ – о создании Совета стратегической мобилизации, включающего не только военных, но и инженеров, экономистов, учёных. Россия не просто бьётся – она растёт, она готовится к будущему.

– Да будет так, - прошептал я. – Один народ. Одна империя. Одна воля.

К полудню поступили новые вести с фронта. Брусилов начал наступление в Галиции, стремительно ломая австро-венгерскую оборону. По его докладу, армия противника деморализована, офицеры спорят между собой, солдаты массово сдаются. Я улыбнулся: значит, мы всё делаем правильно.

– Господин Государь, - в приёмной раздался голос адъютанта, - инженер Калашников прибыл с представлением новых образцов вооружения.

– Пусть войдёт, - кивнул я.

В кабинет вошёл молодой мужчина с уверенным взглядом. В его руках – деревянный макет новой автоматической винтовки.

– Ваше Величество, прошу простить прямоту, но если вы хотите не просто побеждать, а доминировать в будущей войне – армии нужна огневая мобильность. Вот образец оружия, которое может изменить ход боёв.

Я поднялся, взял в руки модель – облегчённая, эргономичная, не похожа на тяжёлые винтовки Мосина.

– Сколько нужно времени, чтобы начать производство?

– Год. Если будет поддержка.

– Вы её получите. – Я посмотрел на адъютанта. – Свяжитесь с Обуховским заводом. Пусть выделят линию под это.

Реформы, победы, передовые разработки – всё это складывалось в единую картину. Но в глубине души я знал: слишком хорошо не бывает. Где-то уже начинал шевелиться страх. А за ним – заговор.

Тем же вечером в личный кабинет ко мне вошёл Сазонов, министр иностранных дел.

– Государь, есть сведения, что в английской прессе появились статьи, намекающие, будто вы ведёте Россию к диктатуре. Говорят, вы «не тот Николай».

Я усмехнулся.

– Я и вправду не тот. Я – тот, кто изменить их игру. Пусть пишут. Пока пишут – значит, боятся.

Я вышел на балкон. Над столицей гудели дирижабли нового флота, на улицах – очереди добровольцев в армию, а в глазах людей – вера. Впервые – не в миф, а в живое государство. И я дал себе клятву: пусть будет три фронта, пять – не важно. Я выдержу. Я поведу. Я выиграю.

Ночью я долго не мог заснуть. За окнами царствовала зима, но в моей голове бушевал огонь. Каждая победа, каждый шаг реформ – всё это требовало жертв. Я чувствовал: где-то рядом накапливается напряжение. Успех – злейший враг тем, кто мечтает о хаосе. А такие в Империи ещё оставались.