Мы начали действовать на упреждение. При Совете Безопасности было создано Управление внутренней стабильности, объединившее усилия полиции, контрразведки и новых научных центров. Главной задачей стала прогнозируемая нейтрализация очагов нестабильности — ещё до того, как они разрастутся в мятеж. Для этого мы использовали уникальный по тем временам подход: аналитику потоков миграции, хлебных цен, агитационных листовок и местной прессы. То, что раньше казалось разрозненным, теперь превращалось в карту — социальный пульс Империи.

Но был один тревожный сигнал.

В начале ноября на Урале, в Пермской губернии, исчез целый гарнизон из пятидесяти человек. Сперва думали — дело рук разбойников, но вскоре стало ясно: солдаты перешли на сторону некой подпольной организации, которая называла себя «Сыны Октября». Они не просто дезертировали — они подготовленно ушли в леса и начали учения, ожидая сигнала для масштабного восстания.

Это стало поворотным моментом.

Я приказал начать операцию «Кольцо»: окружение, полное перекрытие связи, массовая высадка воздушного батальона — в первый раз использовали новые дирижабли-транспортёры, разработанные в Севастополе. Повстанцы были уничтожены за три дня. Но сам факт их подготовки стал символом новой эры угроз.

Эта война уже не была между флагами.

Она шла за умы людей.

И мы должны были победить — иначе всё, что мы строили, обратится в пепел.

К декабрю стало ясно: Красная угроза не исчезла. Она трансформировалась в мимикрию — под справедливость, под надежду, под реформу.

Но у нас был ответ.

Ответ не в репрессиях. А в том, чтобы дать народу реальную альтернативу.

Империя должна была стать не только сильной —

она должна была быть праведной.

К середине зимы 1922 года на стол моего кабинета ежедневно ложились сводки о новых подрывных ячейках: в Архангельске — саботаж на лесопильне, в Киеве — захват типографии, в Саратове — распространение листовок с угрозами офицерам Имперской армии. В каждом таком деле чувствовалась холодная рука одной и той же силы — ветви большевизма, обрубленной, но не уничтоженной. В ответ я утвердил план создания Патриотических народных дружин — добровольческих формирований, подчинённых губернаторам и обладающих правом на локальные расследования и мобилизацию. Это не была тайная полиция. Это было движение снизу — народный иммунитет против идеологической инфекции. Особое внимание мы уделили школам и университетам. Комиссары революции хорошо знали: будущее куётся в умах молодёжи. Мы внедрили обязательный курс истории Русской цивилизации, в котором подчёркивалась не только имперская слава, но и цена предательства, анархии и насилия. Наряду с этим в крупных учебных заведениях появились лекторы из числа ветеранов войны и реформаторов, лично участвовавших в перезагрузке страны. Но несмотря на меры, мы понимали: вражеская доктрина живёт там, где пусто. Если человек голоден, если ему нечего терять — лозунг о всеобщем равенстве звучит для него как спасение.

Поэтому мы ускорили земельную реформу, направили дополнительные ресурсы в рабочие поселения, открыли продовольственные биржи в беднейших уездах. Не пропаганда, а конкретный хлеб, земля под ногами, работа по достоинству — вот что должно было убить красную заразу в зародыше.

На закрытом совещании с министрами я сказал:

– Мы не строим тюрьму под названием «Империя». Мы строим дом. Если этот дом будет холодным, кривым и гнилым — его сожгут. И не враги, а те, кто живёт в нём.

Так закончился год тревоги.

Но над горизонтом уже сгущались другие тучи.

Не те, что в лесах Поволжья или на окраинах —

а те, что собирались на Балканах и в Азии.

И я знал: Красная угроза — лишь пролог к новому испытанию.

Когда красная угроза начала отступать перед народной волей и продуманной политикой, я понял: наша победа не будет полной, если мы оставим старую образовательную систему, порождённую рутиной, бюрократией и косностью. Империи будущего нужны не только солдаты и чиновники — ей нужны мыслители, инженеры, организаторы, способные управлять сложным и быстро меняющимся миром. Поэтому, опираясь на наработки реформаторов и личные идеи, я поручил подготовить масштабный план — Имперскую образовательную хартию.

Во главу угла мы поставили три принципа:

Практика важнее зубрёжки - Новая система должна готовить не только теоретиков, но и мастеров — от инженеров до фермеров, умеющих обращаться с машинами.Патриотизм без фанатизма - История, литература, география теперь преподавались через призму ценностей Империи, но без слепого преклонения. Учащимся давали понять: Родина — это не идол, а ответственность.Доступность лучшим - Впервые в истории страны талантливые дети из любой среды — от крестьян до рабочих — получили возможность учиться в имперских академиях, финансируемых государством.

Были основаны новые технологические лицеи в Казани, Екатеринославе, Тифлисе. В Петрограде — Имперский институт стратегического мышления, где обучались будущие управленцы, дипломаты и командиры. Мы ввели обязательное обучение основам экономики, логики, аналитики. А в военных училищах стали читать лекции по международному праву, чтобы каждый офицер знал, что сражается не только оружием, но и словом. Я лично присутствовал на открытии нового здания Императорского университета в Москве. Среди студентов — девочки и мальчики, вчера ещё пасшие овец, сегодня — держатели грантов. Я говорил им с трибуны: