Возможно, правда была в том, что таким образом какая-то часть моей души пыталась защитить ее с той злой, отчаянной настойчивостью, с какой защищают того, кто наполнил твое сердце, прежде чем его разбить.

А другая часть души, та, что обгорела, раскололась и была вся во вмятинах, больше не могла говорить.

Она смотрела на меня глазами, которые я пока не сумела спасти, потому что не знала как.

Рука соскользнула с ребра и повисла вдоль тела. Девушки никогда не поняли бы, почему я не хотела надевать слишком короткую форменную футболку поло и почему не могла раздеться перед ними с непосредственностью обычной девчонки. Некоторые участки тела говорят гораздо больше, чем слова.

Сглотнув, я заправила волосы за уши и приступила к делу: расправила платье и начала натягивать его через голову. Я впервые в жизни надевала такой наряд, поэтому испытывала странные ощущения, чувствуя, как мягко оно скользит по коже, приспосабливаясь к каждому изгибу моего тела, как если бы его сшили на заказ. Я поправила волосы и застегнула тонкую молнию на боку. Затем повернулась и вышла из-за ширмы, пока упрямство снова не взяло надо мной верх.

Раздражение во мне поутихло, но я не переставала терзать обхвативший талию корсет. И нервно разглаживала платье на бедрах, чтобы оно не было таким чертовски облегающим.

И тут в комнате раздался тихий протяжный свист. Я подняла на своих зрительниц два мрачных глаза, чувствуя, как у меня краснеют щеки. Смущение резко усилилось, когда я поняла, что на меня смотрели все без исключения. Их веселые лица с удивленно поднятыми бровями вызывали желание плюнуть на этот Moonlight Velvet, убежать и спрятаться.

– Золушка готова к балу, – иронично сказала одна из девушек.

– Оно… великолепно на тебе смотрится, – прошептала другая, касаясь моих волос.

Ее любопытные подружки подошли ко мне поближе. Я оставалась верна себе, стоя перед всеми с горящими щеками и угрюмым выражением на лице, которое не могло с меня стереть даже красивое платье. Внимание девушек настораживало меня, вызывало желание выстроить между нами защитный барьер. Казалось, я их чем-то сильно заинтересовала, но вот чем – загадка.

Сабин тоже подошла, оглядела меня и улыбнулась.

– Пойдем.

Она взяла меня за руку, подвела к гримерному столику и усадила перед зеркалом в раме с лампочками.

– Джанин, можешь одолжить тушь? – спросила Сабин.

Что она собирается делать?

– Поищи у меня в косметичке, детка, – игривым тоном ответила Джанин, чернокожая красотка с густыми кудрями. Это она пошутила тогда, когда я спрашивала про отдельную примерочную.

– Спасибо, – ответила Сабин. – Надья, можно взять твои тени для век? Они ей идеально подойдут. – А затем снова: – Лесли, у вас с ней одинаковый цвет лица, можно твою помаду?

Одна за другой девушки приносили нам необходимое. Еще не поняв, что происходит, я оказалась в плену рук, которые кружились надо мной, выбирая тени, румяна и помаду, голоса перебивали друг друга в споре, какой цвет мне лучше подойдет, как наносить макияж, какие кисточки использовать и что сделать с волосами.

Сабин приподняла мое лицо за подбородок, и две танцовщицы начали спорить об оттенке румян.

Когда блондинка с длинными волосами рассказала, как я героически спасла ее от мерзкого Джорди во внутреннем дворе клуба, ситуация окончательно вышла из-под контроля. Я хорошо помнила тот злополучный вечер, но обилие подробностей, сыпавшихся из ее ротика, и рассказ о том, как я отважно бросилась ей на помощь, невзирая на опасность, наполнили глаза девушек искорками восхищения.

Чьи-то руки принялись аккуратно расчесывать и укладывать мои волосы; кто-то оценивающе прикладывал к моим ушам то одни, то другие серьги. Я украдкой посмотрела на Лив с Элли и подумала, что по сравнению с ними и со всеми этими девушками я, наверное, выглядела убогой серой мышкой. Иначе как объяснить их страстное желание во что бы то ни стало помочь мне прихорошиться?

– Твои волосы меня просто бесят, – сказала одна девушка наигранно обиженным тоном. – Черные, густые, блестящие… – добавила она уже с завистью, разглядывая пряди, которые завивались на кончиках в упругие спирали. – Какому дьяволу ты продала душу, чтобы они были такими?

– Темные круги не исчезают, – пробормотала другая, намекая на один из многочисленных недостатков моего лица.

Я чувствовала, с какой упрямой настойчивостью она постукивала подушечками пальцев по моим векам, недовольно кривя губы. Хотелось ей сказать, что нет смысла тратить на них время, я к этим кругам уже давно привыкла. Бледность еще больше их подчеркивала, придавая моему лицу мрачный и недружелюбный оттенок.

– Изабель, нам срочно нужен твой консилер.

– Мой?

– Не жадничай! – прокричала девушка, поймав тюбик на лету. И снова принялась за работу, пока другая втыкала мне в волосы шпильки, закрепляя боковые пряди.

Я даже не успевала ничего сказать.

Сабин посмотрела на меня с улыбкой, тоже удивленная, как серьезно подошли ее коллеги к делу.

– Ты раньше когда-нибудь красилась? – спросила она, проводя кисточкой по моим скулам.

На мгновение я растерялась. На самом деле, да, мама несколько раз меня красила. И я позволяла ей это делать, скорее чтобы ее порадовать, чем из желания увидеть себя другой. Помню, она проводила кисточкой по моему лицу, говоря, что пухлые губы мне достались от бабушки и что с кошачьими глазами мне повезло. Мол, чтобы заполучить такие же выразительные, ей приходилось пользоваться карандашом. Конечно, мама шутила.