В следующий момент что-то теплое коснулось моей шеи. Маленькая рука. Олли при любой возможности тянулась ко мне, прикасалась и прижималась, как будто хотела убедиться, что я настоящая.

Она смотрела на меня, слегка наклонив голову, возможно спрашивая себя, все ли со мной в порядке. Наверное, я удивила ее, когда согнулась в три погибели и извергла из себя поток гневных слов.

Глядя на нее, мне захотелось спросить, где ее мама и папа. Что случилось с их семьей? Почему они остались одни и почему в глазах ее брата я всегда видела надлом, потерю, трещину? Временами эта прорезь света становилась безжалостным острым лезвием, которое он пускал в ход. Сквозь прорехи я смутно угадывала сумрачное, измученное, умирающее существо. Тень неизбывной боли.

– Я знаю, что ты любишь Рождество.

Олли меня не понимала, но я все равно, смотря ей в глаза, шепотом добавила:

– Я тоже.

Мне стало грустно от мысли, что она проведет этот день в доме без огоньков, украшений и теплых улыбок.

«Невозможно почувствовать то, что тебе никто не дал возможности почувствовать», – сказал Андрас. И я подумала, что чудеса могут случаться даже в самых маленьких уголках Земли. В самых тесных и мрачных, где о чудесах знают лишь понаслышке. Просто нужно дать им возможность нас найти. Нужно только… их впустить.

Когда щелкнул дверной замок, город за окном уже сиял во тьме.

Этот скрежещущий звук пронзил мой позвоночник. Ключ повернулся, и ручка скользнула вниз за секунду до того, как я обернулась.

Изящество никогда не было моей сильной стороной. Как и ожидалось, я в который раз за этот вечер споткнулась о дурацкий клубок электрических проводов, и, прежде чем дверь успела открыться, комната погрузилась в темноту. Рядом со мной раздался детский визг.

Внезапное смятение охватило нас с Олли, когда стало темно и все свелось к силуэту, вырисовавшемуся в дверном проеме на фоне света в коридоре. Присев на корточки, я наблюдала, как огромная фигура медленно переступает через порог: крепкие плечи, волосы подсвечены, как кровавый нимб.

Андрас нажал на выключатель хромированного торшера, стоявшего в углу возле окна, но он щелкнул вхолостую. Я выключила его из розетки, чтобы воткнуть в нее другой штепсель.

Его резкий тембр пронзил темноту.

– Вырубилось электричество?

– Это… моя вина, – пробормотала я.

Я уже жалела о том, что сделала. В его голосе звучало плохое настроение, словно вмонтированное в голосовые связки. Он бросил ключ на столик, и этот резкий жест передавал его душевный разлад.

– И что же, интересно, ты натворила?

Андрас снял куртку и бросил ее в прихожей. Он опять занял собой все пространство, и слова опять застряли у меня на языке. Я наблюдала, как он двигался по комнате, и его гигантская фигура вынуждала меня раскаяться в своих добрых намерениях.

– Расслабься, – добавил он мгновение спустя тихим хриплым голосом. Он выглядел не столько раздраженным, сколько… уставшим. Смертельно уставшим.

Андрас повернулся ко мне спиной и направился обратно к двери, где в стене рядом с косяком располагался небольшой квадратный щиток за стеклом. Прежде чем он успел включить фонарик на телефоне и посветить на счетчик, я выдохнула, собралась с духом и воткнула вилку в розетку.

Загорелся свет, и вокруг нас опять появилась квартира.

Но… свет был не такой, как всегда. С первой секунды стало ясно: что-то не так. Это был не холодный молочно-белый свет современного торшера, а теплое, живое, красочное сияние, вспышка сверкающего золота.

Медленно, словно не веря своим глазам, Андрас обернулся.

Его радужки засверкали тысячами маленьких огоньков, когда они замерли на елке позади меня.

Перед окном, от которого я чуть отодвинула стол, сияла яркими гирляндами и золотыми шарами красивая ель. Светодиодные ниточки обвивали подставку ели, тянулись по стенам и притолокам дверей. Большое окно обрамляли необычные черные лампочки, излучавшие странный фиолетовый свет.

Я встала с корточек, сжимая в руках рождественский шар, и прислушалась к глуповатой, шуточной мелодии, звучавшей в пространстве, очерченном серо-зелеными стенами и полированным каменным полом, по которому несколько последних часов я ходила босиком и на цыпочках.

Андрас, оглядывая комнату, не дрогнул ни единым мускулом. Он вот-вот мог взбеситься, крикнуть: «Что, черт возьми, творится у тебя в голове!» – и выгнать. Картина, как он хватает меня за локоть и выставляет за дверь, представилась настолько живо, что я сильнее сжала шар пальцами и нервно сглотнула. Я понятия не имела, как он отреагирует, и ожидание не уменьшало беспокойства.

Радостный визг на мгновение отвлек его внимание. Андрас посмотрел вниз и увидел Олли, бегущую к нему с оленьими рожками на голове. Оказавшись у него на руках, она обняла его за шею. Затем Андрас снова перевел взгляд на залитую светом гостиную. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он подошел ко мне. Дыхание у меня прерывалось, сердце колотилось.

Когда он подошел, я обнаружила, что смотрю на его профиль. Андрас намного выше меня, но сейчас он казался менее… недоступным. Все тот же с надломом взгляд, но теперь его глаза были похожи на зеркала, полные звезд.