Сердце замерло, по спине пробежала дрожь, от ужаса сдавило грудь. Андрас навис надо мной, и одного этого было достаточно, чтобы любой мой протестный импульс затух под его высокомерным взглядом.

– Только попробуй сделать так еще раз!

Агрессивный запах его духов пьянил меня. Я зажмурилась, сердце сжалось где-то у горла. Он уперся коленом в диван, и, хотя он не прикасался ко мне, мне казалось, я чувствую на себе тяжесть его тела.

– Отодвинься, – еле выдохнула я.

Мои щеки пылали, но я делала все возможное, чтобы не выдать смятения сердца. Андрас ни в коем случае не должен догадаться, какую панику вызывает во мне его дыхание и как остро покалывает кожу, когда он слишком близко.

У него на лице еще оставались следы драки. И, к сожалению, ссадины совсем не портили его – наоборот, добавляли шарма его чертовски красивому лицу.

– Ну что, где теперь твоя смелость? – поддразнил он меня грудным, но каким-то жестким голосом.

Непослушные пряди падали ему на лицо, обрамляя дерзкую красоту. Мне безумно захотелось зарыться руками в его волосы, потянуть их на себя, тянуть и тянуть до тех пор, пока ему не станет больно, пока его лицо не приблизится к моему настолько, чтобы я наконец почувствовала порывистое горячее дыхание, с шумом вырывающееся из его бесстыжих губ.

– С тобой она мне не нужна, – выплюнула я, вложив в голос все свое упрямство, всю неприязнь и враждебность к человеку, прижимавшему меня к дивану одним только взглядом и замком из рук.

Андрас наклонил голову, и в его глазах заплясали смешинки.

– Означает ли это, что ты признаешь поражение?

– Это означает, что я не трачу время на тех, кому нравится быть паршивцем.

– Ой, поосторожнее со словами, – прошептал Андрас так тихо, что у меня сразу пересохло в горле. – А то ты вдохновляешь меня быть еще лучше.

Мы оба знали, что его представления о лучшем не совпадали с традиционными представлениями о добре. Я прищурилась, глядя на него со всей злостью, на какую была способна.

– По-моему, только этим ты и занимаешься, – произнесла я с упреком. – Лезешь из кожи вон, чтобы казаться буйнопомешанным. Ты вроде не глупый, а придумываешь всякие идиотские истории и играешь в них роль больного на всю голову парня. А еще ты любишь вызывать отвращение у любого, кому не повезло с тобой столкнуться. Ты как будто испытываешь от этого извращенное удовольствие. Так что лучше уже некуда, ты хорошо постарался, чтобы казаться таким, каким я тебя вижу.

– Казаться? – повторил Андрас, скривив рот в усмешке. – Я не кажусь тем, кого ты видишь. Я такой и есть, – сказал он и посмотрел мне в глаза, сокращая расстояние между нами до миллиметра. – Только не говори, что уже думаешь обо мне по-другому.

Я буравила его глазами, красная от возмущения, и еле-еле сдерживалась, чтобы не приподнять голову и не выплюнуть свой ответ прямо ему в лицо. Напряжение между нами действовало на меня как галлюциноген – возбуждало, подстегивало мои эмоции, они становились пронзительными, неистовыми, жаркими.

– Я не изменила своего мнения о тебе. – Мои губы дрогнули, когда я поняла, куда он смотрит: его глаза следили за движениями моего языка, наполняющего каждый слог ядовитым презрением. – Я редко меняю мнение о людях, которых встречаю, и ты не исключение. Ты – правило. Хочешь знать почему?

– Спорю, ты мне скажешь.

– Потому что ты воплощаешь в себе все, что я ненавижу в людях, – выдала я, наклонившись ровно настолько, чтобы прошипеть ему эту правду прямо в лицо. Его глаза по-прежнему были прикованы к моим губам.

– Я воплощаю все, что заставляет тебя чувствовать себя слабой, – прошептал Андрас всего в нескольких сантиметрах от моего лица. – Вот что тебя бесит.

Мы играли с чем-то гораздо более опасным, чем слова. С чем-то, что было способно глубоко укорениться в душе и развратить ее. Меня выводила из себя его жизненная философия, возмущало его пренебрежительное отношение к людям, я ненавидела его, как ненавидят болезнь, вызывающую бред, от которого перехватывает дыхание.

И я наверняка казалась ему таким же ядом.

– Зачем ты пришла сюда, если тебе даже смотреть на меня противно? – выдохнул он мне в губы. – Я скажу: потому что, даже если мы убеждаем себя, что любим ласку, памятный след остается только от укуса.

Я почувствовала его дыхание на своих губах. Сердце бешено забилось. Его тепло, его голос, его дыхание… Я чувствовала их в своей крови и в животе – ощущение было настолько сильным, что закружилась голова.

Я захватила ртом воздух, тот самый, который он у меня отбирал, даже не прикасаясь ко мне.