Противоречия между тремя широкими расовыми категориями общества Сен-Доминга неуклонно обострялись на протяжении столетия, пока, наконец, Французская революция 1789 года не заставила их окончательно преодолеть. К середине века белые пришли к выводу, что им необходимо привлекать свободных цветных для помощи в подавлении восстаний маронов, которые распространялись по колонии, подобно тому, как это происходило на соседней Ямайке. Цветные могли владеть собственностью, заниматься профессиональной деятельностью и даже иметь рабов, но им было запрещено участвовать в колониальном собрании, а значит, они были лишены политического представительства. Однако зависимость белых от них как от военных союзников побудила цветных выдвинуть те же требования к представительству, которые предъявляли белые. Еще больше усиливая напряженность, по мере того как росла их зависимость от цветных в обеспечении собственной безопасности, представления белых о расе становились все более жесткими, превращаясь во все более четкое разделение людей по цвету кожи. Полагая, что их собственное привилегированное положение на вершине социальной пирамиды острова может быть сохранено только за счет все более жесткой расовой дискриминации, белые работали над кодификацией воображаемых различий между людьми разного происхождения. Например, в 1767 году один из министерских указов, направленный против стремления к равенству свободных цветных, гласил: " [T]пятно рабства людей с африканским происхождением не может быть стерто даром свободы".

Франция и ее поселенцы в самых прибыльных владениях слишком мало понимали, что порочный расовый треугольник Сен-Доминга поставил его на путь разрушения. По словам графа де Мирабо, остров " спал у подножия Везувия ." Хотя революция в Сен-Доминго была в значительной степени непреднамеренным следствием, объявление о неизбежном извержении вулкана пришло с началом Французской революции. Первая же статья Декларации прав человека, принятой Национальным собранием через несколько недель после взятия Бастилии, была потрясающей: она гласила: "Люди рождаются и остаются равными в правах". Не только цветные, что вполне предсказуемо, были воодушевлены подобной формулировкой, в 1789 году рабы восстали и на французской Мартинике. Они истолковали новость, принесенную обычным ветром, как то, что король решил даровать им свободу, но этому помешали жадные плантаторы, которые подавляли указ.

Тем временем, с началом Французской революции, среди свободных цветных жителей Сен-Доминга, которые были хорошо осведомлены о политических событиях в метрополии, усилились волнения. Некоторые белые в начале 1791 года заявили, что единственным решением расовой напряженности на острове является чистка цветного населения , которое, по их мнению, должно быть истреблено. Эта идея была частью более крупного плана по избавлению от господства метрополии и приглашению Великобритании принять участие в защите колонии. Тем временем по всей Америке звучали призывы к рабовладельцам объединиться, чтобы подавить своих чернокожих подданных, отвергнуть первые ростки реформизма в Европе и остановить "заразу свободы" , чтобы обеспечить выживание и увековечение модели плантаторского общества. Здесь читатели вспомнят письмо Джорджа Вашингтона французскому послу в его стране, в котором он обещал солидарность в вопросе рабовладения. В то время как Франция была в значительной степени занята собственной революционной борьбой, в Сен-Доминго вспыхнул открытый вооруженный конфликт между белыми и цветными, и будет продолжаться с перерывами в течение следующих двух лет. Временами каждая сторона пыталась привлечь на свою сторону рабов.

Десятилетием раньше, еще до Французской революции, аббат Рейналь, французский летописец и энциклопедист колониализма, прозорливо писал о неизбежности освобождения чернокожих в Сен-Доминго. Рейналь утверждал, что рабы не нуждаются в советах о желательности или даже практичности свободы как цели. Они также не нуждались в примерах, поскольку готовые примеры существовали в обществах маронов на Ямайке и в Суринаме, которые были результатом успешных восстаний. В Сен-Доминго им нужна была лишь подходящая возможность для восстания и правильные лидеры. " Все, чего неграм не хватает , - это человека, достаточно смелого, чтобы повести их на месть и резню... Где же он, этот великий человек, которому природа обязана своими измученными, угнетенными, истерзанными детьми? Где он? Он появится, не сомневайтесь". * Усиливающийся конфликт между белыми и цветными в Сен-Доминго, а также противодействие Франции со стороны плантаторов колонии дали возможность для восстания. И в лице Туссена Лувертюра, бывшего кучера плантаторов, несвободное население острова нашло своего необычного лидера. Туссен, который родился в рабстве, а освободился только к сорока годам и к тому времени стал не только грамотным, но и учеником Макиавелли, Монтескье и Руссо , был, как говорят, особенно очарован словами Рейналя, которые он читал снова и снова, принимая их как свой личный призыв к оружию.

* Некоторые историки недавно предположили, что эти слова принадлежали французскому философу Дени Дидро и были взяты Рейналем, без комментариев, в его отредактированном томе.

34

.

ЖИЛЫЕ НЕГРЫ

ТО, ЧТО СТАЛО ГАИТЯНСКОЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ, началось там, где находился комплекс плантаций, на крайнем севере колонии, около 10 часов вечера 22 августа 1791 года. Понять это можно, если не поддаваться сильным соблазнам телеологии. Согласно давней историографической традиции, все началось с ночного восстания рабов в местечке под названием Буа-Кайман (Крокодиловый лес) на фоне религиозной церемонии в африканском стиле. Считается, что собравшиеся там лидеры принесли в жертву свинью и выпили ее кровь, давая клятвы верности и общей решимости, а также возлияния. Под тяжелый, ритмичный бой барабанов, громко звучавший всю ночь, к восстанию стали присоединяться порабощенные люди с близлежащих плантаций. Небо окрасилось в ярко-красный цвет: загорелись тростниковые поля, плантации и особняки их хозяев. К моменту завершения революции в 1804 году, когда родилась новая республика, управляемая чернокожими, всего лишь второе независимое государство и правительство такого рода в полушарии, эти события привели к тому, что один историк метко назвал " самой радикальной декларацией прав человека, которую когда-либо знал мир". По крайней мере в одном смысле то, что произошло на Гаити, было бесспорно более радикальным, чем гораздо более прославленная Американская революция, которая предшествовала ей на два десятилетия. Новая гаитянская республика изгнала рабство и расовую дискриминацию с земли - шаги, которые Соединенные Штаты будут предпринимать лишь с перерывами в течение следующих полутора веков.

Туссен Лувертюр не дожил до создания республики, но он, как никто другой, определил ее революционную цель. Это означало воплощение в жизнь неосуществленных идеалов Французской революции - всеобщей свободы и истинного братства, которые никогда не могли быть реализованы, пока существовало рабство. Заявляя о своей цели, полководец однажды провозгласил: " Независимо от цвета кожи, только одно различие между людьми должно существовать - добро и зло. Когда черные, цветные и белые правят по одним и тем же законам, они должны быть одинаково защищены и одинаково подавлены, когда они от них отклоняются". Как отметил один историк, " ни один другой лидер нигде не будет даже на словах поддерживать такой идеал в течение многих десятилетий". Подобные настроения следует сопоставить с мыслями ведущих современников в Британии и Америке эпохи Просвещения. В 1805 году Талейран писал: " Существование негритянского народа, вооруженного , занимающего страну, которую он запятнал самыми преступными деяниями, является ужасным зрелищем для всех белых народов". Точно так же британский генерал, отправленный на Испаньолу для разгрома Туссена, определял цель Лондона как предотвращение заразного распространения из Сен-Доминго в богатые вест-индские рабовладельческие колонии Британии " диких и пагубных доктрин свободы и равенства".

По мере распространения восстания рабов в северной части французской колонии испуганные белые устремились в Кап-Франсуа, крупнейший город Сен-Доминга и один из крупнейших в полушарии; они образовывали длинные, хаотичные потоки беженцев и создавали сцены паники, напоминавшие Новый Орлеан в 1811 году. Восстание рабов на Гаити могло показаться этим белым спонтанным, но это было не так. На самом раннем этапе восстание отчасти возглавлял религиозный лидер по имени Букман, с которым мы уже встречались ранее. Букман родился в Сенегамбии, а до этого жил на Ямайке, где работал погонщиком рабов. Эта последняя деталь означала, что в преддверии восстания у него были особые привилегии, в том числе возможность выезжать за пределы плантации в свой еженедельный день отдыха - и это было ключевым моментом в замышлении революционных действий. На церемонии в Буа-Каимане , во время которой загорелась северная часть Сен-Доминго, Букман выступил с резкой мессианской речью, призывая рабов, готовых присоединиться к нему в восстании, почитать культуру и религию своих предков. "Отбросьте образ бога белых, который жаждет наших слез, - сказал он, - и прислушайтесь к голосу свободы, который звучит в сердцах каждого из нас".

Одним из ближайших толчков к событиям в Сен-Доминго, по-видимому, послужил распространившийся по Испаньоле слух о том, что приказ французского короля Людовика XVI об отмене применения кнута и предоставлении рабам трехдневного отдыха каждую неделю был отменен местными властями. Восстание рабов на Мартинике в 1789 году, о котором мы упоминали ранее, было вызвано аналогичными причинами. Это была знакомая картина, которая будет повторяться снова и снова в эту эпоху, только на этот раз с другим концом. Однако еще более важным толчком для рабов стала сама Французская революция, которую многие истолковали как освобождение белых во Франции от рабства со стороны себе подобных. Если они, то почему не мы , - так думали порабощенные жители Сен-Домингу, в результате чего к концу сентября 1791 года плантации на севере, окружающем Кап-Франсуа, были разрушены десятками тысяч восставших рабов. Вскоре большая часть колонии была охвачена войной.