Шрифт:
Вокруг царило безмолвие, нарушаемое нестройным птичьим гомоном. Да и мы молчали, углубясь каждый в свои мысли.
Я искоса поглядывал на Асада: интересно, о чем он думает? Может, так же, как и я, вспоминает свою семью, совсем юную жену, плакавшую при прощании, едва начавшую лепетать первые слова маленькую дочку?
Что до меня, то мыслями я весь был в Кабуле. Я видел маму, семенящую вслед за моим конем и звавшую меня срывающимся от сдерживаемых рыданий голосом, видел Гульчехру, с которой так и не простился, — не смог ее дождаться; я грустил о маленьком Хумаюне, вспоминал наши веселые игры, его заливистый смех…
Голос Асада вернул меня к действительности.
— Никак не могу понять, Хайдар-ага, — заговорил он, нарушив тягостную тишину ущелья, — что это за обычай такой? Неужели действительно, если масуды вернут похищенную девушку, родной отец может ее убить?
— Убьет! — уверенно сказал Хайдар-ага, чуть замедляя шаг. — Да не просто убьет, а забросает камнями!
— Но почему?
— Считается, что только так он смоет позор со своего рода. Ты, сынок, в городе вырос? — неожиданно спросил он.
— Да.
— Стало быть, в этих местах никогда не бывал?
— Не приходилось.
— Ну, тогда погляди внимательнее на скалы. Видишь, какие суровые они, какие грозные. Вот так же суровы и грозны обычаи живущих здесь людей. И так же неумолимы, как камень. А почему? Да потому, сынок, что о племенах этих и родах некому ни подумать, ни позаботиться, и жизнь их никого не интересует. И они сами устанавливают хун — плату за кровь, сами определяют тяжесть того или иного проступка.
— Значит, хун — это деньги, что ли? — удивился Асад.
— Ну да, деньги, — подтвердил Хайдар-ага.
— Сколько же это денег? — все еще не понимал Асад значения слова «хун».
— А уж это устанавливают старейшины племен. Если, допустим, кого-то убили, а убитый был уважаемым человеком, — хун много выше, чем если убили простого человека.
— Стало быть, даже человеческая жизнь оценивается по-разному? — не переставал изумляться Асад. — Один человек стоит подороже, другой — подешевле?
— Да, сынок, именно так все и получается, — не без горечи в голосе подтвердил Хайдар-ага.
Мне и без того было невесело, и потому я попытался придать этой мрачной теме шутливый оттенок.
— Асад потому приценивается, Хайдар-ага, что и сам присмотрел себе горяночку, которую хочет похитить.
Хайдар-ага понял, конечно, что я шучу, но ответил серьезно, даже встревоженно:
— Упаси аллах, сынок! Сам видишь, в этих местах похищение девушки — еще более тяжкое преступление, чем убийство. Полтора хуна надо платить! Если же уведешь чужую жену, — семикратный хун!
— Семикратный? — переспросил Асад. — Но кто же способен вынести такую тяжесть?
— Вот потому я и говорю тебе, Асад-джан, откажись от своего намерения! — Хайдар-ага улыбнулся и спросил: — Разве у тебя нет в городе семьи?
— Есть… Жена есть и дочка.
— Вот и славно! И пошли вам аллах долгого счастья. А попадешь в когти здешних обычаев — не сносить тебе головы! Таков уж он есть, Вазиристан, никуда от этого не денешься…
Полусерьезный-полушутливый разговор о похищении красавиц горянок оборвался внезапным выстрелом, едва не оглушившим нас после каменной тишины ущелья. Хайдар-ага остановился, прислушался и, продолжив путь, сказал:
— Наверное, охотники.
Действительно, в этих местах разной дичи было видимо-невидимо! Мы и сами однажды встретили горного козла, но и подумать не смели взяться за оружие. Наоборот, старались продвигаться вперед так тихо, чтобы ничем не нарушить царящего вокруг покоя и чтобы ни человек, ни зверь не услышали нас, усталых, обливающихся потом людей. И, вероятно, именно из-за этой тишины прозвучавший выстрел все же вывел нас из равновесия. Лишь Хайдар-ага не волновался или, может быть, так умело скрывал свое волнение.
— Как думаешь, Асад-джан, это из какого ружья стреляли? — спросил он.
— Но можно ли это определить? — не понял вопроса Асад.
— Можно! Я, например, точно знаю, что стреляли из одностволки работы местного мастера.
— Интересно… Это вы по звуку судите, Хайдар-ага? — вмешался я в их разговор.
Хайдар-ага горестно, прерывисто вздохнул, будто вспомнив что-то тяжелое, и сказал:
— Именно что по звуку… Такое ружье я носил за спиной почти двадцать лет, — охотился с ним, добывал мумиё, ходил по горам и ущельям…