— Ого! Это на поезде столько.

— Ну-у, барин…

Сошлись на двадцати, что тоже, наверное, было дорого… Суля по тому, как быстро добрались до места — да!

— Вот вам, барин, сдача… Благодарствуйте!

Хлестнув лошадь, выжига-извозчик был таков.

Земская управа располагалась на третьем этаже помпезно, с облупившейся штукатуркою, здания, несомненно, знававшего некогда и гораздо лучшие времена. Поднявшись по мраморной лестнице с бордовым, траченным молью, ковром, молодой человек с любопытством вошел в приемную. Вытянутое, с портьерами окно, парадный портретом государя императора, огромный конторский стол, обитый зеленый сукном. За столом…

— Здравствуйте! Не подскажете ли…

— А! Иван Павлович! За жалованьем?

Завидев доктора, улыбнулась вдруг худая, в возрасте, дама в глухом черном платье и с дымящейся папиросой в руке. Узкое скуластое лицо, сросшиеся брови, пенсне на длинном, с горбинкой, носу. Прическа в стиле «я у мамы вместо швабры» и, самое главное — голос! Что у дьякона, голос. Таким хорошо орловских рысаков подзывать… Перед дамой, на столе, располагалась устрашающих размеров пишущая машинка иностранной фирмы «Ундервуд».

— Что-то вы нынче припозднились, мон шер! — дама вдруг хмыкнула и выпустила дым. — Не сбежали еще? Да ладно, ладно, не обижайтесь. Проходите сразу к Чарушину, вон… Виктор Иваныч!

— Да слышу, слышу я. Пусть войдет!

Деятель земской управы Чарушин оказался лысеющим молодящимся брюнетом лет хорошо за пятьдесят. Унылое желтоватое лицо, манишка, цветной, с модной заколкою, галстук, сюртук. Иссиня-черные, неестественного цвета, пряди тщательно зачесаны на лысину… Впрочем, человеком Виктор Иванович, кажется был неплохим…

— А! Иван Палыч! За жалованьем явился… Не сбежал еще? А давай-ка чайку-кофейку? У нас чайник электрический — американский! Небось, ты такого чуда в глуши свое не видал! А пальто вон, на вешалку, вешай… Ну, что скажешь, что расскажешь?

— Да я бы… хотел бы… — Артем нерешительно уселся на стул.

Похоже, Ивана Палыча здесь неплохо знали… Так, тогда ведь можно и осмелеть!

В приемной вдруг послышалась пулеметная очередь — загрохотал «Ундервуд»…

— Мне бы ставку медсестры… или санитарки…

— Ого! — Чарушин всплеснул в ладоши. — Да нет у нас ставок-то. Сам знаешь, гласные против будут.

Очередь резко оборвалась.

— Виктор Иваныч! А мы им не скажем! — послышался утробный голос секретаря. — Тихой сапой ставку введем. Да скажем — так и было! А то что же Иван Павлович там один мучается? Он, в конце-то концов, доктор или прислуга за все?

— А…

— Да от пяти-то рублей земство не обеднеет! Тем более, у нас Иван Палыч на фельдшерской ставке…

— Ну да, — состроив скорбное лицо, развел руками Чарушин. — Иван Палыч! Пойдет у тебя кто на пять рублей? Прислуга в богатом доме больше получит…

— На пять рублей-то? — доктор обрадовано вскинулся и даже подскочил на стуле. — Да! Есть у меня такой человек… девушка…

— О! Ольга Яковлевна, слыхали? Иван Палыч девушку нашел! Иван Палыч… хорошенькая хоть, а?

Вот ведь сатрапы царские, смеются! Хотя… люди-то оказались неплохие… И к царю-государю — без пиетета всякого.

— А если… если — две ставки? — перекрикивая грохот, совсем обнаглел Артем.

Машинка затихла…

— Вторую ставку только на следующий год можно! — громогласно объявила Ольга Яковлевна. — После проверки журнала приема высокой комиссией! Вы уж, Иван Павлович, там сами смотрите, чтоб все тщательно…

— И — чтоб жалоб не было! — Чарушин выпятил грудь и повернул голову. — Так что, оформляйте санитарку-то, Ольга Яковлевна. Я подпишу. А то и впрямь, куда это годится! В больнице — и доктор один…

— Виктор Иваныч… — секретарь вдруг просунула голову в дверь и зачем-то понизила голос. — Там этот пришел… ну, который…

— А, тот… — кисло улыбнулся земский. — По чью же душу на этот раз?

— С новым доктором познакомиться хочет.

— Хм — с новым! Иван Палыч уж больше месяца служит! Иван Палыч… — тут и Чарушин уже зашептал. — Сейчас с тобой… беседовать кое-кто будет… Так ты это… Ну, сам понял… Но, я тебе ничего не говорил!

Артем пожал плечами, поднялся… и тут вспомнил про зарплату для учителей.

— Записка от них есть? — педантично осведомился Виктор Иванович. — Давай… Распишись здесь… Мирская А. Л. — тридцать рублей сорок копеек… и еще за библиотеку пять рублей. Прохоров Николай Венедиктович — восемьдесят рублей… А вот и ваши пятьдесят пять, Иван Палыч! Радуйтесь жизни и ни в чем себе не оказывайте…

— Дрова! — уже в приемной вспомнил доктор. — Дрова! Пять возов! Для больницы… и для…

— Дрова, Иван Павлович — в октябре месяце, — выпустив дым, улыбнулась секретарша. — Раньше — параграфы не велят…