– Оуэн, - прошептал он.
– Господи, я думаю, что три минуты, это принимать желаемое за действительное.

Я поцеловал его в грубую щеку, провел кулаком по всей длине, чтобы почувствовать, как он снова содрогается.

– Давай, - прошептал я.
– Я держу тебя.

Его первый толчок был неуверенным, как будто он проверял свою выдержку. Второй был медленным и обдуманным, и я наблюдал за ним, трепеща от восторга, который увидел на его лице. Следующий толчок был сильнее, и он открыл глаза, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. Я видел в них отчаяние, мольбу о том, чтобы я по-прежнему нормально относился к тому, что он делает.

Я улыбнулся ему.

– Я держу тебя, - повторил я.

Он издал звук, нечто среднее между стоном и рычанием, звук настолько первобытный и мощный, что мое сердце бешено заколотилось, а в паху заболело. Это был звук отчаяния и потребности, он, наконец-то, отпустил себя, уступил своей страсти. Он начал двигать бедрами, трахая мой кулак с самозабвением, граничащим с насилием. Его член был горячим и скользким, когда мои пальцы снова и снова скользили по его головке. Каждая мышца его тела напряглась. Его пальцы больно впились мне в бока. Он тяжело дышал и мычал мне в шею, когда терся о мою руку.

Я хотел, чтобы он занялся со мной любовью, но все было не так. В этот момент я мог быть кем угодно. Дело было не во мне. Дело было в нем. После пяти лет сексуальной неудовлетворенности он, наконец-то, получил свободу, и я был счастлив быть тем, кто подарит это ему. Все мои тревоги и неуверенность улетучились, когда я дал ему то, в чем он больше всего нуждался в тот момент. Он гнался за своим удовольствием, толкаясь все сильнее и сильнее, пока не кончил, взревев от силы своего освобождения, изливаясь мне на живот. Он рухнул на меня, тяжело дыша и дрожа, и я прижал его к себе так крепко, как только мог, обеими руками.

– Оуэн, - наконец сказал он мне на ухо.
– Это было не очень великодушно с моей стороны.

– Я не против.

– Я не хотел, чтобы все так вышло.

– Мне понравилось, - сказал я, поворачиваясь, чтобы поцеловать его в щеку.
– Мне понравилось хоть раз побыть героем.

Он рассмеялся.

– Мне тоже понравилось, но, думаю, я могу сделать лучше.
– Он сел и посмотрел на нас сверху вниз, его штаны были расстегнуты, член свисал свободно, и на липкое месиво, которое он оставил на моей футболке.
– Как насчет того, чтобы немного прибраться?

Мы раздели друг друга, и я позволил ему отвести себя в душ. Там, под обжигающими струями, он заключил меня в объятия. Он взял мою возбужденную плоть в ладонь.

– Твоя очередь.

Я хотел полностью раствориться в нем, так же, как он растворялся во мне. На этот раз я хотел, чтобы он был героем, но ощущения были совсем другими. Когда на нас обрушилась вода и ванная наполнилась паром, он поцеловал меня и погладил, но уже отстраненно. Не было никаких нежных слов, произнесенных шепотом. Только сдержанность и застарелое чувство смущения. Я почувствовал себя покинутым. Я почти ощущал его сожаление. По его прищуренным глазам я понял, что он уже корит себя за то, что позволил мне прикоснуться к нему. К тому времени, как все закончилось, вода стала холодной. Я стоял, дрожа, пока он искал для меня полотенце. Он старался не встречаться со мной взглядом.

– Скоро нам пора будет идти, - сказал он мне, когда я вышел из ванной.
– Ты, наверное, хочешь переодеться.

– Можно я поеду с тобой?

Он кивнул, но не улыбнулся мне. Какое бы удовольствие мы ни получили друг от друга, сейчас он расплачивался за это. Я видел вину на его лице и тревожные морщинки вокруг глаз.

– Ник, пожалуйста, не делай этого.

Он ущипнул себя за кончик носа и покачал головой.

– С тобой я не могу себя контролировать.

– Хорошо.

– Нет. Это не хорошо. Если ты заболеешь из-за меня, я никогда себе этого не прощу.

Я не знал, обидеться мне или разозлиться. Я не мог решить, чего мне хочется - разрыдаться или обругать его за то, что он все так усложняет. Мне хотелось либо заключить его в объятия и дать ему успокоиться, либо избивать до тех пор, пока он не перестанет быть таким чертовски упрямым. В конце концов, я не смог решить, потому что зазвонил мой сотовый. Одного взгляда на определитель номера было достаточно, чтобы я съежился.

– Алло?

Я надеялся, что это мой отец на линии, но не тут-то было.

– Оуэн, ты уверен? Еще есть время отказаться.

– Я не откажусь.

Она тяжело вздохнула.

– Я думаю, нам всем было бы лучше остаться дома. На улице так холодно, а дороги обледенели. Я боюсь, что твой отец разобьет машину.

– Ты из Вайоминга, мама. Не то чтобы папа не знал, как справиться с небольшим количеством снега на дорогах.

– Скамьи обиты мягкой обивкой? Это не одна из тех церквей, где деревянные скамьи, да? Или эти металлические складные стулья? Я не знаю, выдержит ли моя спина...