Ева вырывалась из глубин ее сознания все реже, но все-таки периодически это происходило, откатывая лечение назад, и этот камень психиатрам приходилось начинать катить в гору сначала. Надежды на то, что болезнь уйдет насовсем, не имелось. А значит, и надежды на то, что Анна когда-нибудь сможет выйти из больницы и вести обычную жизнь, – тоже. И тогда зачем знать, в каком состоянии она находится сейчас?

– У меня ничего не случилось, доктор, – сказал он. – Но мне нужна ваша консультация.

– Да, конечно. По работе или для себя?

– Для себя.

– У меня сейчас планерка. Я перезвоню вам через… – возникла краткая пауза, – …через час пятнадцать минут. Договорились?

– Договорились.

Крушельницкий перезвонил, как и обещал, минута в минуту.

– Я слушаю вас, Алексей.

– Я встретил женщину, – после некоторой паузы начал Зубов.

Кто бы знал, каким нечеловеческим трудом далась ему эта фраза. Выговорив это в каком-то роде признание, он снова замолчал, не зная, как сформулировать, что именно его мучает.

– Она вам понравилась. Впервые после долго перерыва вы смогли посмотреть на представительницу другого пола именно как на женщину. Вы испытали влечение, вы начали думать о том, что могли бы снова вступить в отношения, но вы очень боитесь повторить ошибку и связаться с неподходящим человеком. Эта женщина – милая, открытая, позитивная, полный противовес Анне, и вы боитесь, что все это притворство, что под ее личиной снова скрывается вторая субличность. И этот страх сковывает вас, потому что второго крушения вы не переживете.

Крушельницкий не нуждался в объяснениях. Он прекрасно все понимал, этот отличный врач.

– Да. Иногда я думаю, что лучше остановиться. Прервать эти отношения, пока они еще только зарождаются, потому что потом будет поздно и слишком больно. Я не хочу боли, я еще не до конца перестал ее испытывать. Но остановиться я не могу. Нет, могу, конечно. Но не хочу. Это чудесная девушка, а я устал не быть счастливым.

Вот. Теперь он выговорил это вслух. То, что его мучило всю эту неделю, несмотря на всю радость от встреч с Велимирой.

– Алексей, все, что вы испытываете, совершенно нормально. Случившееся с вами несчастье, а это именно несчастье – полюбить не того человека, заморозило вас. Выморозило душу. Она у вас покрыта толстым слоем льда.

Надо же. Сам Зубов именно так себя и ощущал.

– Чтобы оттаять, вам придется проделать весь цикл в обратном направлении, – продолжал Крушельницкий. – И да, на этом пути вы обязательно столкнетесь с неприятными эмоциями, которые старательно прячете на самом дне своей души вот уже шесть лет. Вы совершенно напрасно не пришли ко мне снова, я бы помог вам проделать этот путь быстрее. Но что случилось, того не изменишь. Вам будет непросто оттаивать. Вы же знаете, что, когда ломается лед, случаются заторы, чреватые наводнениями. Вот и у вас будет наводнение, вызванное мыслями, чувствами и тревогами. Точнее, оно с вами уже происходит. Именно потому вы и позвонили мне. Вы захлебываетесь.

– Захлебываюсь, – подтвердил Зубов. – В первую очередь страхом.

– Понимаю. И это совершенно нормально. Алексей, запомните. Все, что с вами происходит, совершенно нормально. И это естественный этап вашего выздоровления. Вам придется сцепить зубы и нырнуть в клубящийся вокруг водоворот смятения и дикой неловкости. Но поверьте, что именно сейчас, в такие минуты, лед на вашей душе становится все тоньше и тоньше. Он сейчас похож на ноябрьскую льдинку на поверхности лужи, которая отломилась от краев, и ее можно взять в руки, чтобы сквозь нее посмотреть на солнце. И рано или поздно она растает. Вы только девушку не напугайте. Она у вас как? Смелая?

– Смелая, – решительно сказал Зубов. – Ничего не боится.

Ему очень хотелось высказать Крушельницкому еще одно снедавшее его волнение. Алексей никак не мог взять в толк, зачем он Велимире Борисовой. Зачем она ему нужна, как раз понятно. В ней – его спасение из ледяного плена. Да и как может оказаться ненужной молодая, красивая, утонченная девушка с необычной профессией, из прекрасной семьи, лихо водящая собственный BMW.

А вот зачем он ей? Неудачливый, немолодой, не очень состоявшийся в жизни мент с не самой большой зарплатой, живущий в съемной квартире в старом доме с двором-колодцем и владеющий жалкой двушкой в новостройке на окраине? Не очень красивый. Побитый жизнью. С израненной душой, одетой в ледяной панцирь.

И в то же время Велимира Борисова проявляла к нему живейший интерес. Это видно невооруженным глазом. Она сама инициаторовала их первые свидания. Она представила его своей родне в качестве жениха. Она, высадив его из машины, когда они субботним вечером вернулись из Репино, серьезно сказала, глядя ему в глаза:

– Я тебе, Алеша, первая больше звонить не буду. Мне неприятна мысль, что я навязываюсь мужчине, которому совершенно не нужна. Но ты имей в виду, что я буду рада твоему звонку. Точнее, я буду его ждать.